Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые
Шрифт:
Младший научный сотрудник. Василий Алексеевич, но я, по-моему...
Большой начальник. Ты тут ни при чем. Да, ты тут ни при чем. Я почему тебя люблю?..
Младший научный сотрудник (с ужасом). Почему?
Большой начальник. Потому что ты у меня ничего не просишь.
Младший научный сотрудник. Дело не в любви. Мы же мужчины. Можно и не любить особенно.
Большой начальник. Нет... Если не люблю, вообще ничего не сделаю и говорить не могу...
Младший научный сотрудник. Да. Конечно,
Большой начальник. Да. Но ты это заслужил. За то, что ты ни о чем не просишь никогда. Поэтому я тебя и пригласил за этот очень скромный стол. Очень. Да. Очень. Неказистый.
Младший научный сотрудник. Я пытался... Извините... Три четверти меню вычеркнуто... На остальных стоит «нет». Это домашняя селедка... А вот тут жена... солененького... Я в портфеле принес...
Большой начальник. Ты прав. Очень противный стол. Обидный стол. Незаслуженный. Одни оскорбления на столе. Обиды... Не позволял я себе такого. Давно... Не заслужил. Вот эта канистра с денатуратом...
Младший научный сотрудник. Домашнее, Василий Алексеевич.
Большой начальник. После стирки осталось... Я хотел не один прийти... С человеком. Который решает. Многое решает. Сам. Другим не дает, сука! Люблю я его. Но его обидеть рука не подымается... Хорошо, что не взял. Я уж ладно. Я снесу. Мне деваться некуда. Я пришел. Буду жрать это тряпье. Обгладывать эти голыши. Булыжник лизать. А он-то чего виноват? Степан Иванович хотел со мной, сука. Я его еле дверью отсек. Подонок. Его за что?! Чтоб он со мной месяц не разговаривал?.. Ты не желудочник?
Младший научный сотрудник. Да нет. Мне все можно.
Большой начальник. И мне все можно. Поэтому ты сгорел. Что ж ты натворил? Что это за стол? Знал бы, я бы тебя не пригласил. Такой я человек. Да. Ты, я вижу, скоро пойдешь – уйдешь, видимо, отсюда к чертям. Или еще посидишь? Ты, если не можешь, не сиди... А встречу мы перенесем. Да, перенесем. Точно. Вот это да. Мы будем считать, что ее не было. И ты будешь считать. Засчитывать ее не будем. Не засчитаем. Потому что, если мы ее засчитаем, это тебе поражение. Ни дружить со мной, ни любить меня, даже узнавать меня я тебе не позволю. Такое не прощается. А я твердый человек. Да, я такой, очень твердый и именно, да. Точно. Мы эту встречу переносим. Туда, на вторник...
Младший научный сотрудник. На вторник? За что? У меня все решиться должно. А если прямо завтра?
Большой начальник. Нет, ты не готов. Ко вторнику успеешь. Я возьму Степана Иваныча, Гришу, бабья. Попробуем все сначала. И я тебя буду любить. А теперь иди. Ко мне придут.
Младший научный сотрудник. Василий Алексеевич...
Большой начальник. Иди, пока я тебя не разлюбил. Закажи еще на двоих и уходи. Только чтобы я тебя простил. Тебе сейчас это главное. А я буду их кормить, чтобы они тебе тоже решали... Попытайся очень быстро уйти...
Младший научный сотрудник. Значит, я могу?..
Большой начальник. Ну, дай тебе Бог...
В спорных местах я молчу, в бесспорных говорю, в остальных пишу и тихо вздыхаю. Разные методы спора: индийский, китайский, японский и наш. В спорных местах я молчу, в бесспорных говорю, в остальных вздыхаю. Игра ума в одни ворота. Опять я проиграл. Игра моего ума на базе рассольника. Вот научусь наслаждаться лесом, травой, водой и облаками и перестану. И даже вздыхать тихо не буду. Научусь, научусь. Я уже многому научился.
Литература – это искусство избегать слов.
Я впервые почувствовал, что есть правда в словах застоя: «Разрешите высокое звание, присвоенное мне, считать заслугой всего коллектива нашего прославленного ордена Ленина, Трудового Красного Знамени, ордена “Знак Почета” многострадального народа многонациональной России».
Неумение сказать «нет».
Это ходить, куда не хочется.
Это говорить, с кем не надо.
Это сидеть на иголках.
Это жить с теми, кто пришел.
Это – к той большой закрепощенности своя внутренняя, и они сливаются.
Отсюда хамство в неожиданный адрес.
И вдруг я обиделся на женщину, которую забыл.
Сидишь дома – кажется, все дома сидят.
Выйдешь на улицу – кажется, что все вышли.
Попадешь на вокзал – думаешь, ну, все поехали.
В больнице впечатление, что все туда залегли; на кладбище – все загибаются.
Ну много нас. На все хватает. И всюду чересчур.
Глубокой старухой ко мне заглянуло детство. В пожилой женщине я встретил свою юность, и загорелым недоступным чудом мелькнул сегодняшний денек.
Соколиная охота. Беру брата-красавца. Иду по Невскому вижу красивую девушку – выпускаю брата! Раз! Она – моя.
Дураки очень любят наказывать умных.
Во-первых, себя поднимают.
Во-вторых, умней получаются.
В-третьих, все видят, кто главный.
Единственное – потом не знают, что делать.
Ребята! Наши беды непереводимы.
Было мясо – и нет его. Хотя вот оно. И так всю жизнь. Где оно? Да вот оно. Где, где? Да вот, вот!
– Куда раки делись?
– Экология.
– Куда евреи делись?
– Экология.
Настоящая ненависть сама себе придумывает аргументы и находит факты. Можно стать изобретателем от ненависти. Опровержения для ненавидящего ничего не значат – они нужны третьему, который стоит неподалеку.
Я вновь не прав, я снова жду чего-то.
Куда ходит наш человек?
Куда чаще всего ходит наш человек?
К какой-то матери, к чертям собачьим, к свиньям, вон отсюда, регулярно заходит завтра, идет куда угодно, только не сюда, чтоб его больше здесь не было. Он не видит, что обед. Не понимает, что входить нельзя, сует свои деньги, не видит, что закрыто, не понимает, что их много, не соображает и лезет, не втемяшит, что этот стол не убран, что касса справок не дает, что здесь стоять нельзя, а сидеть не на чем.