Собрание ранней прозы
Шрифт:
– Епископы и священники страны высказали свое суждение, – произнесла Дэнти, – и ему надо повиноваться.
– Если они не бросят политику, – сказал мистер Кейси, – то, знаете, народ может бросить церковь.
– Вот, вы слышите? – воскликнула Дэнти, повернувшись к миссис Дедал.
– Мистер Кейси! Саймон! Ну прекратите же, – молила миссис Дедал.
– Нехорошо, ох как нехорошо! – произнес дядя Чарльз.
– Что?! – вскричал мистер Дедал. – И мы должны были отступиться от него по английскому приказанию?
– Он
– Мы все грешники, и притом злостные грешники, – холодно возразил мистер Кейси.
– Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят, – произнесла миссис Риордан. – Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих [82] . Таковы слова Духа Святого.
82
Лк. 17: 1–2.
– И весьма скверные слова, если вам интересно мое мнение, – невозмутимо отвечал мистер Дедал.
– Саймон! Саймон! – забеспокоился дядя Чарльз. – Ведь тут мальчик.
– Да-да, конечно, – нашелся мистер Дедал. – Я ведь это о чем… носильщик на станции говорил весьма скверные слова… Все в порядке, господа, все в порядке. Стивен, давай-ка свою тарелку, паренек. Вот, заправляйся как следует.
Он наложил Стивену полную тарелку, а потом дяде Чарльзу и мистеру Кейси тоже положил по большому куску индейки с обильной порцией соуса. Миссис Дедал ела совсем мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях, и лицо у нее было красное. Мистер Дедал принялся разрезать то, что было еще на блюде, а потом объявил:
– А вот самый лакомый кусочек, который зовется папский нос! Кто из дам и господ желает…
Он поднял перед собой кусок дичи на вилке. Никто не отозвался. Тогда он положил кусок на свою тарелку со словами:
– Ну что ж, мое дело предложить. Съем-ка я сам его, как-то я последнее время не в форме.
Подмигнув Стивену и закрыв блюдо крышкой, он снова принялся за еду.
Пока он ел, царило молчание. Потом он заговорил:
– Что же, день-то был славный, в конце концов. И в городе приезжих целые толпы.
Никто не отозвался. Он продолжал:
– Приезжих было больше, пожалуй, чем на прошлое Рождество.
Он поглядел вокруг, но у всех сидящих лица были уткнуты в тарелки. Ответа ему не последовало. Выждав минуту, он проговорил в сердцах:
– Испортили-таки мне рождественский ужин!
– Не может быть ни счастья, ни благодати, – сказала Дэнти, – в том доме, где нет почтения к пастырям.
Мистер Дедал с шумом швырнул на свою тарелку вилку и нож.
– Почтение! Это что, к Билли-губошлепу или к бочке с потрохами из Армаха? Почтение!
– Князья церкви! – процедил презрительно мистер Кейси.
– Ага, как конюх лорда Лейтрима, – добавил мистер Дедал.
– Они Божии помазанники, – сказала Дэнти. – Они честь нации.
– Бочка с потрохами, – произнес резко мистер Дедал. – Когда почивает, вы скажете – красавчик. Надо вам видеть, как этот гусь лопает свинину с капустой в зимний денек. Картинка!
Он скорчил на лице грубую тупую гримасу и зачавкал громко губами.
– Правда, Саймон, – сказала миссис Дедал, – при Стивене ты не должен так говорить. Это нехорошо.
– О, когда он вырастет, он припомнит все это, – с жаром вмешалась Дэнти, – припомнит все речи против Бога, и против религии, и против священников, что он наслушался в своем доме.
– И пусть еще он припомнит, – крикнул ей мистер Кейси через стол, – те речи, которыми священники и их шавки клеймили и загоняли в гроб Парнелла. Пусть он это тоже припомнит, когда вырастет.
– Сукины дети! – вскричал и мистер Дедал. – Едва он попал в беду, они его тут же предали, как крысы из помойки набросились. Подлые псы! Да они и смахивают на псов, я божусь!
– Они правильно поступили, – кричала Дэнти. – Они были послушны своим епископам и священникам. Честь и хвала им!
– Но это просто ужасно, – проговорила миссис Дедал, – даже такой единственный день в году не может у нас быть без этих ужасных споров.
Дядя Чарльз мягким жестом поднял вверх руки и сказал:
– Ну послушайте же, послушайте! Неужели мы все не можем высказывать свои взгляды, какие бы они ни были, не выходя из себя, не ругаясь. Это же так плохо.
Миссис Дедал заговорила тихим голосом с Дэнти, но Дэнти громко отрезала:
– Нет уж, я не стану молчать. Когда вероотступники оплевывают и поносят религию и церковь, я буду защищать их.
Тут мистер Кейси резко оттолкнул свою тарелку на середину стола и, поставив на стол локти, хрипловатым голосом обратился к хозяину:
– Скажите-ка, а я вам не рассказывал историю про самый знаменитый плевок?
– Да нет, Джон, – ответил мистер Дедал.
– Ну как же, – продолжал мистер Кейси, – весьма поучительная история. Случилось это не слишком давно в том самом графстве Уиклоу, где мы ныне находимся.
Тут он остановился и, обернувшись к Дэнти, со сдержанным возмущением произнес:
– И могу доложить вам, мэм, что если вы имели в виду меня, то я не вероотступник. Я католик, каким был до меня мой отец, а до него был его отец, а до него был его и так далее, в те времена, когда мы отдавали жизни, но не отступались от своей веры.
– Тем более постыдно для вас сейчас так говорить, как вы говорите, – сказала Дэнти.
– Ладно, Джон, вы все-таки расскажите историю, – с улыбкой проговорил мистер Дедал.