Собрание Ранних Сочинений
Шрифт:
– Здравствуйте, бабушка!
– Сам ты бабушка, а я отродясь ею не была. Говори тётка, и ладно будет!
Мы заулыбались, рассматривая нежданную гостью.
– Чаво молчите-то? Зовите к столу, как положено!
– Да, конечно, проходите и садитесь, – Димыч быстренько пододвинул к ней складной стульчик. Но тётушка не села. Она сначала пошла к воде и опустила в прохладные струи холщовый мешок с рыбой, который висел до того у неё на плече, на лямке. После этого сполоснула руки и только тогда заняла предложенное ей место.
– Ну, чаво молчим? Спымали чо, али как? Али сохотничали?
Предчувствуя
– И поймали и подстрелили. А как же? Вот только возле причала ничего не взяли, а до нас там женщина с девочкой рыбачила. Они хорошо поймали.
– А-а! Так то ж суседка моя, Танька с дочкой! Не-е, за ними не угонисси. Ни Боже мой! Я ж сама их рыбалить учила! Соседка она моя. Без мужика живёт, а денег-то нету. Вот и рыбалит. Я учила!
Она сказала это с такой гордостью, что как-то само собою сложилось впечатление, что кроме них троих никто ловить не умеет и не сможет.
– А зовут-то вас как, тётушка?
– Дык, известно, Веркой кличут.
– Что ж, будем знакомы! – И мы поочерёдно представились тёте Вере.
Далыше вышла, вроде бы как, заминка, и я предложил:
– Не отужинаете с нами?
– Чаво ж? Если и стопочку нальёте, то совсем не откажусь.
Стемнело почти сразу, особенно, когда Толик дров в огонь подкинул. Сразу же разлили уху и наполнили стопочки. Тётя Вера выдала тост:
– Чтоб ловилось и клювалось, чтоб хотелось и давалось!
Мы заржали! Не-ет, тётка была определённо свой человек. Откусывала огурец она с трудом, – зубы совсем старые стали, износились, а вот ушицу наворачивала, дай Бог каждому! Пососала пластик колбаски, пошамкала хлебушек:
– Ну, чо расселси? Ай рюмок не видишь? – неизвестно к кому обратилась она. Это послужило сигналом, и вновь наполнились рюмашки.
После ужина, когда все сидели и «швыркали» чаёк, я снова стал расспрашивать нашу гостью о житье-бытье. Что она, да как?
– А чо я – как? Хорошо живу. Не бедствую.
– Пенсии хватает?
– И-и, милок! Откуль она, пенсния-то? Ихто в наши развалюхи деньги возить станет? От насмещил! Да и за что нам пенсния? Мы жа тута обходчиками робили, а как власть поменялась, так и хрен нам. Ни окументов, ни конторы нашей. Кому мы тута нужны, прости Господи?!
– Так чем же вы живёте, если денег нет?
– А тем и живём! Огороды, куры. Токо курам пашено надоть, а иде взять? Слава Боту, хлеб возют из Курчума, так мы на рыбу меняем. Хотя, курчумским наша рыба и не нужна, оне сами ловют скоко хотят. Берут так, из жалости, видать. А иной раз и покупаем. А чо? У меня тута бизнес свой. Вот погодь!
Тётка Вера с трудом поднялась и направилась к своей сумке, что оставила в воде. Вернулась она с бутылкой в руках.
– Вот и бизнес мой! Выпить хотите? Купляйте.
Мы неуверенно хихикнули. «Как это – купляйте? Мы же её просто угощали, а она»? И моментально поняли, что не может она нас угостить. Это её хлеб и пшено для курочек. У нас была своя водка, но эту надо было купить. Что мы и сделали. Тётка Вера завернула деньги в тряпицу и сунула за пазуху.
– Тёть Вер! А что, детей у вас своих нет, что ли?
– Нету, голубь, нету. Господь не дал.
– Так вы и замужем не были?
Тётка приосанилась,
– Чо ж, не была-то? Была! Ишшо как была!
– И она начала своё повествование, которое я привожу дословно:
«Пошти год я взамужем промучилась. Был у меня Серёжа Шлыков, сударчик мой. Любила я его, ух как шибко любила! И маялась. Пото, что ревновала кобелину таскучую. А Тоська, умыкнула его! Стал он к ей захаживать, значит. А опосля и вовсе убёг. Ох, и горемычилась я, ох, как убивалася. Но ждала, что за штанами, да рубахами придёт, подлец! Ён и прииёрси. Фуражка на затылке, рущки за спину и ну, ходить по избе. Ножками топ-топ, саножками шкрип-шкрип. «Я к табе, Верка, на завсегда прошшаться пришёл»! «Ага, – говорю, – за портками ты пришёл! Вон, под порогом!» А он подошёл ко мне, встал насупротив и в глазоньки мои ясные, как вызрился, сволощь, я и сомлела вся. Говорю, а себя не чую. Но стараюсь гонор не терять. А коль, говорю, прошшаться пришёл, так, может, шарканёмся на прошшание? А он внима-ательно так посмотрел, да как врежет мне прямо промеж глаз! Тут я его оконщательно и разлюбила! С той поры ни одногошеньки мужика не допускаю, хошь верь, хошь проверь! Шибко злобная была я на мужицкий пол. Ну и ладно! Охтеньки, засиделась я тут с вами, пойду ужо!»
Мы и слова сказать не успели, а она уже растворилась в темноте, только слышно, как вода потекла с её холщовой сумки. Долго мы сидели у костра и молча глядели на огонь. Мыслей много, а говорить не хочется. Волна жалости поднималась в груди, когда подумаешь, что придёт она в свой домишко, затеплит свечку, и сядет, пригорюнившись за стол. И будет думать, как и мы, над её же нескладной судьбой. Я бы на её месте налил стакан водки, опрокинул в себя, да и спать завалился. Больно муторно стало на душе!
Почти не слышно взмыл со своего места Жека. Направился к машине, пошебуршал там и вернулся к костру. В руке он держал бутылку водки.
– Мужики, а давайте…‚ – и замолчал.
Мы так же молча подвинули стаканы. И не поднимая глаз:
– За тётю Веру!
ОРГАНИЗАТОР КОНЦЕРТОВ ПУШКИНА
Мало кто знает, что законы шоу-бизнеса существовали еще в девятнадцатом веке. И даже у Александра Сергеевича Пушкина был свой концертный организатор.
В этот раз, как, впрочем, и в предыдущие, в зале был аншлаг. Концерт одного поэта подошел к концу, и Пушкин кланяясь пятился со сцены за кулисы. Толпа ликовала, выкрикивая фамилию гения, только что зачитавшего на бис не одно стихотворение.
А за кулисами поэта уже поджидал организатор. Пересчитывая прибыли, он планировал будущие концертные мероприятия для Александра Сергеевича:
– Что-же дальше… Два выступления на дворянском собрании… Наверное, стихотворений пятнадцать-двадцать, не больше. Ночной бал, от силы три стихотворения, деньги небольшие… Так. Разумеется, все стихи должны быть новыми, кроме всем известного «Анчар» в конце…