Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете
Шрифт:
— Значит, все-таки хирургическая операция?! А с какой целью?
— Вы слишком многого от меня ожидаете. Откуда мне знать, с какой целью?.. Вообще-то такое показано при высоком внутричерепном давлении, но в данном случае… Все-таки молодая женщина: с чего бы вдруг?
— Возраст удалось уточнить?
— Восемнадцать — двадцать, — рассеянно глядя в потолок, пестревший ржавыми разводьями, академик, казалось, рассуждал с собой. — Я бы исключил гипертензию, исключил… Тем более что значительно чаще трепанацию следует рассматривать как этап основной операции, обеспечивающей доступ к патологическим образованиям в мозгу, однако и тут ничем особенным порадовать вас не могу. Следов хирургического вмешательства не отмечено.
— И это все?
— Пожалуй… Но случай действительно любопытный. Отверстие приходится точно на родничок, что невольно вновь возвращает нас к мысли о гипертензии. Иначе зачем?
— Родничок? — силясь вспомнить, наморщил лоб Бобышкин. — Простите мое невежество…
— Отчего же? — мимолетно улыбнулся Тростинский. — Так называют мягкие места на верхней части головы, где кости черепа еще не успели достаточно развиться. Младенец, можно сказать, рождается с раскрытым мозгом. Так сказать, распахнутым в космос. Зарастает обычно на втором году жизни, порой значительно позже, а то и вовсе остается на всю жизнь, как у Тургенева.
— В самом деле? Удивительно!
— О, природа неисчерпаемо многообразна. Если б знать, что и зачем ей нужно!.. Взять те же роднички. Затянутые перепонками из соединительной ткани, они иногда пульсируют, чем, собственно, и обусловлено наименование. Самый крупный — лобный: на стыке лобной кости с теменными. — Академик очертил пальцем кружок вокруг отверстия. — Трепанация сделана со знанием дела.
— Примите мою благодарность, Эраст Леонтьевич. Все-таки хоть какой-то след. По крайней мере, будем знать, что это рука врача. Надеюсь, что вместе с трахеотомией…
— Трахеостомией, — поправил Тростинский. — Нет-нет, не извиняйтесь, — остановил он готовое слететь восклицание, — вы правильно выразились, имея в виду, очевидно, рассечение передней стенки трахеи. Этим, однако, не ограничилось и была введена капсюля. Так что приходится говорить именно о трахеостомии. О конечной цели операции опять-таки судить не берусь. Стенка трахеи рассечена выше щитовидной железы, на уровне второго-третьего хрящей. Подозреваю стеноз гортани. Случай достаточно типичный. Боюсь вас огорчить, но найти будет крайне затруднительно.
— Да, всех больниц и госпиталей не обойдешь, — вздохнул Бобышкин. — Тем не менее бесконечно вам признателен… А как вообще идут дела? С электричеством обошлось?
— Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Взял за грудки президента.
— Неужели самого?
— Куда там! — по-детски весело рассмеялся Тростинский. — Нашего академического. Впрочем, он и так все знает! Даже час перебоя обойдется невосполнимой потерей. Об экспресс-методе определения патологии беременности и С-реактивном белке я и думать боюсь. Короче, живем как под дамокловым мечом. Не хватает еще, чтобы и воду отключили! Не мне вам говорить, но трупы приходится обмывать.
— Есть непосредственная угроза?
— Кто их разберет? От них всего можно ожидать. Точно по Салтыкову-Щедрину: народ нужно держать в постоянном изумлении. Но я человек предусмотрительный. В случае чего, свезем трупы прямиком в мэрию. У них, небось, вода есть всегда, невзирая на профилактические ремонты?
— Неужели люди не понимают?
— Не дают себе труда задуматься. Ладно — фундаментальные исследования могут потерпеть — с их точки зрения, хотя я так не считаю. А как быть с сиюминутными ЧП? Мой аспирант, представьте, предотвратил эпидемию холеры в Астрахани, потому что сумел быстро вылететь и провести необходимые анализы. Или случай со СПИДом в Элисте!
— Это когда детей заразили? В больнице, кажется?
— Вот именно — в больнице. Уверяю вас, без нашего участия это дело так бы и осталось нераскрытым и ВИЧ-инфекция продолжала бы свободно гулять. Так что у нас с вами намного больше общего, чем кажется при поверхностном взгляде.
— Святая правда, — кивнул Федор Поликарпович. — Нераскрытое дело… Это у меня нераскрытое, — быстро поправился, готовясь проститься. Чужая беда подчас угнетает почище собственной. И то сказать: чужая! Судьба целой страны и каждого отдельного человека зависит от таких, как Тростинский. Оставят его без воды и света — пиши пропало. Даже не узнаешь, от какой лихоманки подохнешь.
— Положа руку на сердце, Эраст Леонтьевич, ответьте мне на один вопрос: когда было хуже — теперь или тогда?
— Если брать за эталон снабжение и элементарный порядок — безусловно, нынче. Впрочем, это на нашем с вами уровне, а так… гадать не берусь. Судя по Чернобылю и десяткам других чернобылей, о которых мы только начинаем узнавать, ностальгировать не приходится. Жили в совершенно опрокинутом мире. Я надеюсь на лучшее, но, наверное, не доживу.
Собеляк весь день продежурил у закрытых ворот завода «Углемаш» в подмосковной Сходне. На пленум прессу не допустили, но слухи просачиваются даже сквозь створки из клепаной стали.
Одним из первых узнав о сенсационном происшествии на Красной площади, Миша кинулся к своему побитому «жигуленку» и помчался в город.
Черная табличка с золотыми буквами была на месте:
По стыку кирпичной кладки ползла невзрачная серая ящерица.
Файл 016
Не подвернись случай, Андрей Ларионов, возможно, и не ушел бы из университета. Это потом он сумел убедить себя, что решился на такой шаг из принципа. На самом же деле им двигал подсознательный импульс, проистекавший чуть ли не из эдипова комплекса. Слово, которое не вернешь, само сорвалось с языка, да еще в самый неподходящий момент — на торжественном приеме, когда отец был сам не свой от нежданного взлета.
— Позвольте представить моего наследника, — с благостной улыбкой Александр Антонович подвел старшего сына к помощнику Генерального секретаря. — Компьютерный волшебник! Мехмат оставляет его в аспирантуре, — пояснил он с почтительной гордостью.
— Рад познакомиться. Информатика выходит на передний рубеж в системе знаний, — приветливо кивнул помощник, крепко пожимая руку. Философ, известный науковедческими работами в сфере биологии, он придерживался прогрессивных взглядов, за что в свое время подвергся опале, но затем был помилован и выбран в академики. Его назначение на ответственный пост либеральная общественность встретила с воодушевлением и надеждой.