Собрание сочинений в 14 томах. Том 3
Шрифт:
Мы давно оставили позади Майлэнд-роуд и, поколесив по мрачному лабиринту узких извилистых уличек, подошли к работному дому Поплер. На камнях невысокой ограды мы разостлали наши носовые платки и завязали в них свои земные богатства – все, за исключением табака, который запрятали в башмаки. Грязно-серое небо еще больше почернело, подул холодный, злой ветер; сжимая в руках наши нищенские узелки, мы робко ступили на крыльцо работного дома.
Мимо прошли три молоденькие работницы, и одна из них сочувственно посмотрела на меня. Я проводил ее глазами, а она оглянулась и снова бросила на меня жалостливый взгляд. Стариков она даже не заметила. Боже праведный! Она
По одну сторону двери болталась ручка звонка, по другую была электрическая кнопка.
– Потяни за ручку, – сказал мне возчик.
Я дернул решительно, как звоню всегда у всех дверей.
– Ой! Ой! – в один голос закричали старики, перепуганные до крайности. – Не так сильно!
Я опустил руку. В их глазах я прочел немой укор: ведь своим поведением я мог помешать им получить койку и миску похлебки. Но на звонок никто не шел – надо было, видимо, звонить в другой. – и я почувствовал некоторое облегчение.
– Нажмите кнопку, – посоветовал я плотнику.
– Нет, нет, подождем немножко, – вмешался возчик.
Из всего этого я заключил, что привратник работного дома, получающий шесть – восемь фунтов в год, – весьма капризная и важная персона и требует исключительно деликатного обращения… со стороны бедняков.
И вот мы ждали – раз в десять дольше, чем следовало бы. Наконец дрожащим указательным пальцем возчик робко, едва-едва тронул кнопку. Мне приходилось видеть людей, ожидающих решения, от которого зависела их жизнь, но даже лица тех выражали меньше тревоги, чем лица стариков, ожидавших привратника.
Он появился и еле удостоил нас взглядом.
– Мест нет, – сказал он и захлопнул дверь.
– Еще одна ночь на улице! – простонал плотник.
Я глянул на возчика. В густых сумерках его лицо казалось еще более изнуренным и серым.
«Благотворительность без разбору – преступление», – говорят филантропы. Ладно, пусть я буду преступником.
– Доставайте-ка свой нож и идите за мной, – приказал я возчику, увлекая его в темный тупик.
Он уставился на меня со страхом и стал пятиться назад. Должно быть, он принял меня за современного Джека-Потрошителя, специализирующегося по части нищих стариков, или подумал, что я собираюсь втянуть его в какое-нибудь мокрое дело. Так или иначе – он был испуган.
Хочу напомнить, что, отправившись на Восточную сторону, я зашил на всякий случай в пройме фуфайки, купленной у старьевщика, золотой соверен. Теперь впервые возникла необходимость тронуть мой «неприкосновенный запас».
Только изогнувшись, словно акробат, и дав возчику пощупать монету, зашитую у меня под мышкой, сумел я добиться от него помощи. Но руки у него так дрожали, что я побоялся, как бы вместо шва он не вспорол мне бок. Пришлось взять у него нож и самому выполнить необходимую операцию. Но вот монета покатилась на тротуар. В глазах моих спутников это было целое состояние. Не теряя времени, я повел их в ближайшую кофейню.
Разумеется, мне пришлось объяснить старикам, что я исследователь социальных проблем и цель моя – узнать поближе, как живут неимущие. И сразу же
– Что вы будете есть? – спросил я у стариков, когда к нашему столику подошел официант.
– Два ломтика и чашку чаю, – робко сказал возчик.
– Два ломтика и чашку чаю, – как эхо, повторил плотник.
Представьте себе все это на минутку. Я пригласил двух стариков в кофейню. Они видели мой золотой и поняли, что я не нищий. Один из них за весь день съел только полпенсовый хлебец, другой совсем ничего не брал в рот. И они заказали по два ломтика да по чашке чаю – всего-навсего на четыре пенса! Два ломтика, кстати, – это два ломтика хлеба, намазанных маслом.
В этом тоже сказалось их униженное сознание, как и по отношению к привратнику ночлежки. Но я, конечно, распорядился иначе: я велел подать яиц, жареного бекона и постепенно добавлял еще яиц и еще бекона, еще хлеба с маслом и так далее. Они не переставали отказываться, уверяя, что уже сыты, и жадно поглощали все, что приносил официант.
– Первая чашка чаю за две недели, – признался возчик.
– Замечательный чай! – сказал плотник.
Каждый из них выпил по четыре чашки. И, поверьте, это был не чай, это были помои, столь же похожие на чай, как дешевое немецкое пиво похоже на шампанское. Да нет, просто желтенькая водичка, не имевшая ничего общего с чаем.
Когда старики немного оправились от неожиданности, любопытно было наблюдать, какое действие оказывает на них пища. Вначале, настроившись на меланхолический лад, они стали рассказывать о том, как при различных обстоятельствах неоднократно покушались на самоубийство. Возчик признался, что с неделю назад он стоял на мосту и обдумывал, не броситься ли ему в воду.
– Ну, топиться – это не дело! – горячо возразил плотник; он был убежден, что непременно стал бы барахтаться и пытаться выплыть. – Пуля куда удобнее. Но только каким чудом раздобыть револьвер? Вот в чем загвоздка!
Согревшись горячим «чаем», они повеселели и кое-что рассказали о себе. Возчик рано схоронил жену и детей; в живых остался один сын, который вырос и стал помогать ему в извозном деле. Но грянула беда: тридцати одного года сын умер от оспы. Схоронив его, старик сам заболел горячкой и попал на три месяца в больницу. И тут все пошло прахом. Из больницы он вышел слабым, ни на что не годным. А сына, который мог бы крепкой рукой поддержать отца, уже не было на свете. Маленькое предприятие прогорело. Денег – ни гроша. Пришла беда – отворяй ворота. Где уж старику начинать все сызнова? Друзья – сами бедняки – помочь не могли. Старик сделал попытку получить работу на постройке трибун для первого коронационного парада.
– «Нет, нет, нет!» Везде только «нет!» – жаловался возчик. – Я едва с ума не сошел, слыша повсюду отказ. Это «нет» стояло у меня в ушах даже ночью, спать не давало. На прошлой неделе пошел в Хакни по объявлению, но, как только сказал, сколько мне лет, опять то же самое: «Нет, куда там, – слишком стар! Нет, нет!»
Плотник родился в семье военного. Отец его прослужил в армии двадцать два года. Два брата тоже были военными. Один, вахмистр 7-го гусарского полка, погиб в Индии, после восстания сипаев. Второй, прослужив девять лет в армии Робертса на Востоке, пропал без вести в Египте. Сам плотник не пожелал идти в солдаты, а то, верно, и его уже не было бы в живых.