Собрание сочинений в 15 томах. Том 2
Шрифт:
Уговаривая меня, он положил мне на плечо худую, слегка дрожавшую руку.
Я был молод, и пожилой человек имел право угостить меня завтраком, но в то же время это неожиданное приглашение нисколько меня не обрадовало.
– Я предпочел бы… начал я.
– Но мы сделаем то, что предпочел бы я, перебил старик и взял меня под руку. Мои седины ведь заслуживают некоторого уважения.
Мне пришлось согласиться и пойти с ним.
Он повел меня в ресторан Блавитского. Я шел медленно, приноравливаясь к его шагам. Во время завтрака, самого вкусного в моей жизни, мой спутник не отвечал на вопросы, но я мог лучше разглядеть его. У него было чисто выбритое, худое, морщинистое лицо, сморщенные губы, за которыми виднелись два ряда вставных
– А сейчас, сказал он, когда мы закурили, я изложу вам свое дело. Должен вам сказать, что я человек старый, очень старый. Он помолчал. Случилось так, что у меня есть деньги, и теперь мне придется кому-то завещать их, но у меня нет детей, и мне некому оставить наследство.
У меня мелькнула мысль, что старик, изображая откровенность, хочет сыграть со мной какую-то шутку, и я решил быть настороже, чтобы мои пятьсот фунтов не уплыли от меня.
Старик продолжал распространяться о своем одиночестве и жаловался, что ему трудно найти достойного наследника.
– Я взвешивал разные варианты, сказал он. Думал завещать деньги приютам, благотворительным учреждениям, назначить стипендии и наконец принял решение. Глаза его остановились на моем лице. Я решил найти молодого человека, честолюбивого, честного, бедного, здорового телом и духом и, короче говоря, сделать его своим наследником, дать ему все, что имею. Он повторил: Дать ему все, что имею. Так, чтобы он внезапно избавился от всех своих забот и мог бороться за успех в той области, какую он сам себе изберет, располагая свободой и независимостью.
Я старался сделать вид, что совершенно не заинтересован, и, явно лицемеря, проговорил:
– Вы хотите моего совета, может быть, моих профессиональных услуг, чтобы найти такого человека?
Мой собеседник улыбнулся и взглянул на меня сквозь дым папиросы, а я рассмеялся, видя, что он, не говоря ни слова, разоблачил мою притворную скромность.
– Какую блестящую карьеру мог бы сделать этот человек! воскликнул старик. Я с завистью думаю, что вот я накопил такое богатство, а тратить его будет другой… Но я, конечно, поставлю условия; моему наследнику придется принести кое-какие жертвы. Например, он должен принять мое имя. Нельзя же получить все и ничего не дать взамен. Прежде чем оставить ему свое состояние, я должен узнать все подробности его жизни. Он обязательно должен быть здоровым человеком. Я должен знать его наследственность, как умерли его родители, а также его бабушки и деды, я должен иметь точное представление о его нравственности…
Я уже мысленно поздравлял себя, но эти слова несколько умерили мою радость…
– Правильно ли я понял, начал я, что именно я…
– Да, раздраженно перебил он, вы, вы! Я не ответил ни слова. Мое воображение разыгралось, и даже врожденный скептицизм не в силах был его унять. В душе у меня не было ни тени благодарности, я не знал, что сказать и как сказать.
– Но почему вы выбрали именно меня? наконец выговорил я. Он объяснил, что слышал обо мне от профессора Хазлера, который отзывался обо мне как о человеке исключительно здоровом и здравомыслящем, а старик хотел оставить свое состояние тому, в ком, насколько это возможно, сочетаются идеальное здоровье и душевная чистота.
Такова была моя первая встреча со старичком. Он держал в тайне все, что касалось его самого. Он заявил, что пока не желает называть своего имени, и, после того как я ответил на кое-какие его вопросы, расстался со мной в вестибюле ресторана Блавитского. Я заметил, что, расплачиваясь за завтрак, он вытащил целую горсть золотых монет. Мне показалось странным, что он так настойчиво требует, чтобы его наследник был физически здоров.
Мы договорились, что я в тот же день подам в местную страховую компанию заявление с просьбой застраховать мою жизнь на очень крупную сумму. Врачи этой компании мучили меня целую неделю и подвергли всестороннему медицинскому обследованию. Однако и это не удовлетворило старика, и он потребовал, чтобы меня осмотрел еще знаменитый доктор Хендерсон. Только в пятницу перед Троицей старик наконец принял решение. Он пришел ко мне довольно поздно вечером было около девяти часов и оторвал меня от зубрежки химических формул. Я готовился к экзамену. Он стоял в передней под тусклой газовой лампой, бросавшей на его лицо причудливые тени. Мне показалось, что он еще больше сгорбился и щеки его впали.
От волнения у него дрожал голос. – Я удовлетворен, мистер Иден, начал он, вполне, вполне удовлетворен. В нынешний знаменательный вечер вы должны пообедать со мной и отпраздновать вашу удачу. Приступ кашля прервал его. Недолго придется вам дожидаться наследства, проговорил он, вытирая губы платком и сжав мою руку своей длинной, худой рукой. Вам, безусловно, не очень долго придется дожидаться.
Мы вышли на улицу и окликнули кеб. Я живо помню этот вечер: кеб, кативший быстро, ровно, контраст газовых ламп и электрического освещения, толпы на улицах, ресторан на Риджент-стрит, в который мы вошли, и роскошный обед. Сначала меня смущали взгляды, которые безукоризненно одетый официант бросал на мой простой костюм, затем я не знал, что делать с косточками маслин, но когда шампанское согрело кровь, я почувствовал себя непринужденно. Вначале старик говорил о себе. Еще в кебе он назвал себя. Это был Эгберт Элвешем, знаменитый философ, имя которого было мне известно еще на школьной скамье. Мне казалось невероятным, что человек, ум которого волновал меня, когда я был еще школьником, этот великий мыслитель вдруг оказался знакомым дряхлым старичком. Вероятно, всякий молодой человек, внезапно очутившись в обществе знаменитости, чувствует некоторое разочарование.
Теперь старик говорил о будущем, которое откроется передо мной, когда порвутся слабые нити, связывающие его с жизнью, говорил о своих домах, денежных вкладах, авторских гонорарах. Я и не предполагал, что философы могут быть так богаты. А он не без зависти смотрел, как я ем и пью.
– Сколько в вас жизненной силы! сказал он и добавил со вздохом (мне показалось, что это был вздох облегчения): Теперь недолго ждать!
– Да, ответил я, чувствуя, что голова у меня кружится от шампанского, может быть, у меня есть будущее, и благодаря вам ему можно позавидовать. Я буду теперь иметь честь носить ваше имя, зато у вас есть прошлое, которое стоит моего будущего!
Он покачал головой и улыбнулся, приняв мое лестное восхищение как бы с некоторой грустью.
– Будущее! повторил он. А променяли бы вы его на мое прошлое? К нам подошел официант с ликерами. – Пожалуй, вы охотно примете мое имя, мое положение, продолжал старик, но согласились ли бы вы добровольно взять на себя мои годы?
– Вместе с вашими достоинствами, любезно ответил я. Он опять улыбнулся. – Кюммель, две порции, сказал мистер Элвешем официанту и занялся бумажным пакетиком, который достал из кармана.
– Это время дня, произнес старик, этот послеобеденный час час, когда можно развлекаться пустяками. Вот маленький образчик моей мудрости. Это нигде не опубликовано.
Дрожащими желтыми пальцами он развернул пакетик: в нем был порошок розоватого цвета.
– Вот… сказал старик. Впрочем, сами догадайтесь, что это такое. Насыпьте порошку в рюмку, и кюммель превратится для вас в райский напиток.
Его глаза ловили мой взгляд, в их выражении было что-то загадочное.
Меня неприятно поразило, что этот великий ученый может заниматься приправами к напиткам, но я сделал вид, что очень заинтересован этой его слабостью, я был достаточно пьян, чтобы подличать.