Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич
Шрифт:
Стр. 134. Не произнеся, а прочитав «написанную заранее плохонькую» речь, «обвинитель действительно осрамился» («Дневник Е. А. Перетца (1880—1883)», М. — Л., 1927, стр. 49) Обвинительной власти в лице Кесселя инкриминировалось отсутствие сведений «о прежней жизни Засулич, представлявших много несомненных доказательств принадлежности ее к социалистической партии» (там же, стр. 49).
Стр. 157. Почти все газеты поместили речь Александрова, называя ее «блестящей», «неподражаемой». Д. М. Герценштейн, описывая ее, говорит: «Александров был неподражаем… Ни до того, ни после он больше не доходил до того пафоса, до той сатиры, которыми блестела вся его речь» (Д. М. Герценштейн, Тридцать лет тому назад, «Былое» 1907 г. № 6, стр. 252). Н. П. Карабчевский в некрологе П. А. Александрова писал: «Защита Веры Засулич сделала адвоката Александрова всемирно знаменитым. Речь его переводилась на иностранные языки, ею отмечен момент «исторический».
Стр. 169. О «беспристрастии» А. Ф. Кони говорят многие современники. Д. М. Герценштейн, в частности, вспоминает: «Последнее слово председателя А. Ф. Кони отличалось обстоятельностью, ясностью содержания и мягкостью тона. По-моему, оно было беспристрастно» (Д. М. Герценштейн, Тридцать лет тому назад, «Былое» 1907 г. № 6, стр. 255). Е. А. Перетц был вынужден признать, что в заключительном слове председатель воспроизвел с большим талантом и с чрезвычайной отчетливостью доводы как обвинения, так и защиты («Дневник Е. А. Перетца (1880—1883)», М., 1927, стр. 49).
Стр. 170. Об этом Чичерин писал и в статье, гектографированный экземпляр которой, без подписи автора, находится в «Деле III Отделения» (1878, № 68, лл. 143—152). Рукописный экземпляр статьи имеется в бумагах А. Ф. Кони с надписью, сделанною рукою последнего: «Статья Б. Н. Чичерина о деле Засулич, 1878 г.»
Стр. 172. В анонимном письме в адрес III Отделения и написанном якобы от имени «присяжного заседателя» указываются причины, заставившие вынести оправдательный приговор: «Мы, присяжные, при всем негодовании к ее злодеянию вынуждены были оправдать ее: 1) из чувства самосохранения и 2) чтобы избавить правительство от скандала несравненно большего, который вследствие слабости полиции непременно последовал бы за обвинительным приговором… Если бы мы обвинили Засулич, то не только весьма вероятно, что некоторые из нас были бы перебиты у самого порога суда, но наверное были бы убиты прокурор, председатель, а также, может быть, и некоторые знатные посетители… Если даже, несмотря на оправдание, негодяи не удержались от стрельбы, то что было бы в случае осуждения?» (ЦГАОР, ф. III отд.,
3 эксп., 1878, д. 68, ч. 1, л. 102 об., 103 об.). Нет оснований полностью отрицать мотивы, указанные в этом письме. Ведь в опубликованном в подпольной газете «Начало» стихотворении, посвященном В. И. Засулич, говорилось:
Нет! Вы словами приговора
Свои внесете имена В страницы чести иль позора…
Ужели ж чуждые народу
И не поняв судьбы своей
Вы продадите честь, свободу,
Все, — как трусливые рабы?
Heт, нет! Поняв свое призванье,
Вы светлой думою полны,
Произнесете оправданье,
Как Руси верные сыны!
(«Революционная журналистика 70-х годов», Париж, 1905, стр. 26—27). Н. К. Бух, присутствующий на этом заседании, писал в воспоминаниях: «Около 8 часов присяжные вышли из совещательной комнаты и произнесли свое историческое: «Нет, не виновна». Зал огласился громом аплодисментов. Ни публика, ни революционеры, ни жандармы, ни полиция не ожидали такого приговора, не подготовились к нему и, главное, не сообразили всех его последствий. А маленький Кони, глубокий законник, привычной рукой уже писал приказ о немедленном освобождении подсудимой из-под стражи. К этому обязывал его закон, так он и поступил» (Н. Бух, Воспоминания, М., 1928, стр. 164). И сама В. Засулич «ждала, что ее повесят после комедии суда» («Вера Засулич и народовольцы в воспоминаниях Анри Рошфора», «Голос минувшего», 1920 — 1921, стр. 86). Г. К. Градовский вспоминает, что Ф. М. Достоевский, сидевший с ним рядом, сказал ему, что «наказание этой девушки, неуместно, излишне… Следовало бы выразить,— сказал он, — иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз… Нет у нас, кажется, такой юридической формулы, а чего доброго ее теперь возведут в героини» (Г. К. Градовский, Итоги, Киев, 1908, стр. 8—9).
Стр. 175. Присутствующие на демонстрации свидетельствуют по-разному о причине смерти Сидорацкого, но многочисленные архивные документы, и в том числе заключения экспертов, подтверждают, что Сидорацкий застрелился сам. Его же пуля пробила каску бежавшего жандарма. Пуля такого же калибра была извлечена из раны курсистки А. У. Рафаиловой (ЦГАОР, ф. III отд., 3 эксп., 1878, д. 68, ч. 1, лл. 60—61). Ближе всего к истине, видимо, свидетельство Н. К. Буха: «Сидорацкий, полагая, что жандармы и полиция желают арестовать В. Засулич, выхватил револьвер и выстрелил. Пуля, направленная в жандарма, оцарапала голову подвернувшейся курсистки, ка лице которой оказалась кровь». Думая, что он убил курсистку, Сидорацкий застрелился» (Н. Бух, Воспоминания, М., 1928, стр. 164). Мнение это разделял и врач Герценштейн (Д. Герценштейн, Тридцать лет тому назад, «Былое» 1907 г. № 6, стр. 256).
Стр. 180. Оправдание Засулич потрясло мракобесов и реакционеров. По определению кн. В. П. Мещерского, оправдание Засулич происходило как будто в каком-то «ужасном, кошмарном сне», когда «никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы» (И. В. Г е с с е, Судебная реформа, СПб., 1904, стр. 167). Оправдательный приговор произвел тяжелое впечатление и на консервативное московское общество. По свидетельству секретного агента, «многие указывают на несостоятельность нашей прокуратуры, на разнузданность защиты при слабости председателей, не умеющих руководить прениями, и на недостаточную подготовку народа к непогрешимому выполнению задачи Суда присяжных» (ЦГАОР, ф. III отд., 3 эксп., 1878, д. 68, ч. 1, л. 95).
Стр. 182. 31 марта прокурор судебной палаты получил распоряжение министра юстиции графа Палена, за № 4843: «Государь император 31 сего марта высочайше повелеть соизволил: дочь отставного капитана девицу Веру Ивановну Засулич взять под стражу и содержать ее в доме предварительного заключения впредь до особого распоряжения. Прошу ваше превосходительство сделать распоряжение о немедленном приведении таковой высочайшей воли в исполнение» (П. Куделли, Финал дела о Вере Засулич, «Красная летопись» 1926 г. № 2, стр. 142). Это секретное предписание скоро стало известно и в революционных кругах. Его перепечатали в виде отдельной листовки в землевольческой вольной типографии и поместили в апрельском номере нелегальной газеты «Начало». Здесь же было помещено и «Прибавление к приказу по СПб. градоначальству»: «Предлагаю гг. участковым приставам принять самые энергичные меры к розысканию и задержанию дочери капитана Веры Засулич, покушавшейся на жизнь ген.-ад. Трепова и освобожденной вчерашнего числа от содержания под арестом по приговору суда присяжных». Чтобы успокоить читателей, эта же газета сообщила: «Нас просят заявить, что в настоящее время Вера Засулич, разыскиваемая полицией, находится вне всякой опасности и что, следовательно, все слухи об арестовании ее неосновательны и ложны» —(«Революционная журналистика 70-х годов», Париж, 1905, стр. 62). В дальнейшем, ввиду того, что весть об истязаниях политических заключенных и о геройском поступке В. Засулич облетела почти все зарубежные газеты, настроив общественное мнение явно не в пользу русского самодержавия, начальник III Отделения А. Дрентельн в письме на имя статс-секретаря Набокова сообщал, что «по делу Веры Засулич государю императору благоугодно было повелеть ограничиться формальным вызовом Засулич, но не требовать вы« дачи ее от Швейцарского правительства» (П. К у д е л л и, Финал дела В. Засулич, «Красная летопись» 1926 г. № 2, стр. 146).
Стр. 207. Нечто подобное Пален, вероятно, говорил царю, так как П. А. Валуев вспоминает, что министром юстиции было сделано заявление, «что он не отвечает за своих судей» (П. А. Валуев, Дневник 1877—1884, Петроград, 1919, стр. 26).
Стр. 219. Разыскиваемая по всему городу Засулич была вынуждена несколько раз менять свое убежище. Некоторое время она находилась в квартире И. А. Головина, участника «процесса 193-х». На несколько дней в ее распоряжение предоставил свою квартиру один из редакторов журнала «Слово» —• Жемчужников. Потом ее отвели к доктору О. Э. Веймару, а с установлением слежки за его квартирой — в дом служащего государственного банка Н. А. Грибоедова. Отсюда ее вскоре переправили через границу в Швейцарию.
Стр. 221. Существует и другая версия причины ухода Палена с министерского поста. Е. А. Перетц утверждал, что Александр II при увольнении графа Палена от должности министра юстиции «сказал великому князю Константину Николаевичу, что Пален увольняется за небрежное ведение дела В. Засулич» («Дневник Е. А. Перетца (1880—1883)», М.— Л., 1927, стр. 50).
Стр. 242. Участие Н. Н. Харина, сына харьковского миллионера в революционном движении, не было столь «поверхностным», как об этом сообщает А. Ф. Кони. При обыске у Харина, кроме запрещенной литературы, были найдены фальшивые паспорта, патроны, литографический камень. По агентурным сведениям, на его деньги были произведены попытка освобождения Войнаральского и А. Медведева-Фомина. Л. Г. Дейч вспоминает, что Н. Харин в 1875 году примкнул к кружку южных бунтарей (Л. Дейч, Южные бунтари, «Голос минувшего», 1920—1921, стр. 67; «Революционное народничество 70-х годов XIX в.», т. II, М., 1965, стр. 124—125). После окончания срока ссылки в 1880 году Харин получил разрешение учиться в Дерптском университете, от революционного движения отошел.