Собрание сочинений в четырех томах. 3 том
Шрифт:
— Аккуратная работа! — восхищенно сказал Тарас, разглядывая пробоины в броне. — Ничего не скажешь! Чисто! Это где же их так, сердешных? Под Сталинградом?
— Не ваше дел! — крикнул инженер, и его лицо стало багровым. — Молчайт! Молчайт! Молчайт!
— Я молчу, — пожал плечами Тарас.
— Молчайт! — еще раз, но уже тише крикнул инженер. Он вспомнил, что умеет говорить по-русски с русскими мастерами, и сказал уже спокойно:
— Эти танки должны скоро идти в бой. Нет — расстрел.
— Мы эту работу
— Вас? — закричал инженер. — Что? Как это... не можем?
— Не можем мы! — прогудели теперь все.
Немец остолбенело поглядел на них. Он не ждал отказа. Он даже пенсне снял и зачем-то повертел в руках.
Вдруг он понимающе улыбнулся:
— А, да-да! Я понимай... Это есть справедливо... Майстер должен кушайт... Вы, — он ткнул пальцем в худого Булыгу, — вы есть скелет... Я буду кормиль майстера. Это есть справедливо... — Он два слова выговаривал особенно вкусно: «справедливо» и «расстрел».
— Нет, — усмехнулся Булыга, — нас уже не накормишь... Сыты!..
— Мы эту работу сделать не можем, — твердо сказал Тарас, — мы не мастера.
— Как не майстера? — удивленно закричал инженер.
— Мы черные рабочие.
— Как черный рабочий? — завопил немец. — Мне сказаль: майстера! — Он оглянулся на мастера в немецкой спецовке, но тот, страшно побледнев и вспотев, отвернулся.
— Не мастера мы! — умильно сказал Назар, глядя прямо в глаза немцу. — Самоучки... Невежество... Черные рабочие... И потом, возьмите в рассуждение, господин, — какие мы работники теперь? Старики! Шкелеты! И кормить нас уж ни к чему, только корму перевод... Так и живем, повестки ждем от смерти. Увольте нас. Какие мы мастера.
Немец растерянно выслушал его, обвел взглядом всех.
— Все черный рабочий? — спросил он.
— Все! — хором подтвердили старики.
Немец посмотрел на них недоверчиво и даже обиженно.
— Я буду карашо кормиль! — нерешительно сказал он.
Мастера не шелохнулись. Они по-прежнему стояли молча и покорно, склонив головы и не покорясь ни в чем, — и это больше, чем их слова, убедило немца в том, что эти работать не будут.
— Марш! — исступленно закричал он тогда и замахнулся рукой, словно хотел ударить. Потом круто повернулся и ушел к себе.
Старики продолжали неподвижно стоять на месте.
— Что ж мне теперь делать с вами? — рассердился полицейский. — Ну до чего ж вы, старики, вредные, скажу я вам! И помереть никак не помрете! Куда мне вас теперь вести? — Он подумал и махнул рукой. — Ладно, идите пока по домам. А я господину коменданту доложу о вас, нехай распорядится. Расстрелять вас всех надо, другого выхода нет.
— Спасибо за доброе слово, господин полицейский! — кротко поклонился Булыга.
Уже у заводских ворот Тараса нагнал мастер в немецкой спецовке. Он был бледен.
— Извините меня, — прошептал он, хватая Тараса за рукав. — Уж вы извините меня за мою малую душу. Не сумел я отказаться от этого ремонта, да и не подумал. А теперь уж поздно... Только вы хоть то поимейте в виду, — торопливо прибавил он, — что я вас сейчас не выдал. Учтите хоть это!.. Ведь я же знаю, какие вы мастера.
— Я не поп и не судья, — непримиримо покачал головой Тарас. — Каждый человек живет по своей совести.
Дома Тарас застал только Андрея, женщин не было.
— Тебя-то мне и надо! — сказал Тарас сыну. — Садись!
Тот сел.
— Ты, Андрей, — начал Тарас, — хоть какой-никакой. а все-таки человек военный... Так?
— Ну, так... — ответил сын и тоскливо подумал: «Долго он надо мной издеваться будет? Или это теперь навсегда?»
— Не вояка, конечно, об этом говорить не будем, — продолжал Тарас. — а все-таки кое-чему тебя учили? Так?
— Ну, так.
— Вот ты мне и скажи: с какого расстояния надо гранату кинуть так, чтобы танк разворотить?
— А вам зачем? — усмехнулся Андрей. — Кидать гранаты собрались?
— А может, и собрался! Был бы помоложе — кидал бы. В плен не сдавался б, будь спокоен.
— С пяти, с десяти метров вернее всего... — зло ответил Андрей.
— Так близко? — удивился Тарас. — Это что ж — значит, жди, пока на тебя танк наползет? Так, что ли?
— Ну, почти так...
— Большая смелость для такого подвига нужна. Тут надо душу иметь железную!
— Д-да... Разумеется.
— И что же, — спросил Тарас, — находятся такие смелые люди, а?
— Есть, конечно... Да вам-то что? — насторожился сын.
— Да-a... Есть... — вздохнул старик. — Счастливые те отцы, у которых такие дети! Ну, ладно! Теперь другой вопрос: а броня? Броню танка гранатой ведь не возьмешь? Выходит, тут пушкой надо брать? А?
— Ну, пушкой...
— И не всякой пушкой, заметь! Тяжелый танк легкой пушкой не возьмешь?
— Конечно.
— Значит, должны тяжелые пушки, мощные быть? Так?
— Ну, так...
— Выходит, и пушки есть. Значит, есть! Есть! — торжествующе крикнул старик и ударил ладонью по столу. — Есть, чертов ты сын, наша армия! А я из-за тебя чуть веры не лишился.
— Послушайте! — в бешенстве вскочил Андрей.
— Нет! — оборвал его отец. — Теперь ты меня слушай. Мой приказ. — Он встал из-за стола перед Андреем, грозя ему черным узловатым пальцем. — Под Сталинградом или в другом месте, про то не ведаю, набито много немецких танков. Немцы сюда их привезли. Чинить. Подлых рук ищут. Так вот тебе мой последний сказ, Андрей. Ты что хочешь с собой можешь делать, хоть в полицию иди служить. Мне до тебя дела нет! Я тебя из своей души вырубил. Но на завод... Слышишь? На завод... — он остановился, захлебнувшись кашлем.