Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика
Шрифт:
Так неужели можно даже помыслить, что мы не победим! Мы сильнее немцев. Черт с ними! Их миллионы, нас миллионы вдвойне. Все опытнее, увереннее и хладнокровнее наша армия делает свое дело - истребления фашистских армий. Они сломали себе шею под Москвой, потому что Москва это больше, чем стратегическая точка, больше, чем столица государства. Москва - это идея, охватывающая нашу культуру во всем ее национальном движении. Через Москву - наш путь в будущее.
Как Иван в сказке, схватился весь русский народ с Чудом-юдом двенадцатиглавым на Калиновом мосту. "Разъехались они на три прыска лошадиных и ударились так, что земля застонала, и сбил Иван Чуду-юду все двенадцать голов и покидал их под мост".
Наша земля
Ничего, мы сдюжим!..
НА РЕПЕТИЦИИ СЕДЬМОЙ
СИМФОНИИ ШОСТАКОВИЧА
В большом фойе, между колонн, расположился оркестр Московского Большого театра, один из самых совершенных музыкальных коллективов в мире. За пультом - Самосуд, - по-рабочему, - в жилетке. Позади него на стуле Шостакович, похожий на злого мальчика. Наверху, высоко на хорах, облокотясь о дубовые перила, застыли очарованные слушатели. Сейчас - после корректур - будут проиграны все четыре части. Взмахивает мокрыми волосами Самосуд, пронзает палочкой пространство, скрипки запевают о безбурной жизни счастливого человека.
Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке. Постараемся (хотя бы отчасти) проникнуть в путь музыкального мышления Шостаковича, - в грозные темные ночи Ленинграда, под грохот разрывов, в зареве пожаров, оно привело его к написанию этого вдохновенного произведения.
В начале войны один мой знакомый сказал: "В человечестве скрыты саморазрушающие силы, и еще неизвестно, будет ли и в дальнейшем человек стоять во главе живого мира, не обернется ли так, что людской род будет истреблен, и на смену ему придут более совершенные существа, - муравьи какие-нибудь необыкновенной величины".
Вот что фашизм может сделать с иным человеком! Несомненно, - это паника, ужасная, капитулянтская. Мой знакомый окинул взором блистательный путь двуногого животного - от палеолитической пещеры, где оно сидело на обглоданных костях, до завоевания им воздуха и эфира, до присвоения двуногому звания гомо сапиенс... И вот поник головой мой знакомый, вот и конец пути: Гитлер вернул человека из храмов музыки, из величественной тишины библиотек и лабораторий - назад, на обглоданные кости.
Но Шостаковича Гитлер не напугал. Шостакович - русский человек, значит - сердитый человек, и если его рассердить как следует, то способен на поступки фантастические. На угрозу фашизма - обесчеловечить человека он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного, созданного гуманитарной культурой, - она устремила человеческий гений к заветным далям, где полно и безгранично раскрывается восторг.
Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем.
...Скрипки рассказывают о безбурном счастьице, - в нем таится беда, оно еще слепое и ограниченное, как у той птички, что "ходит весело по тропинке бедствий..." В этом благополучии из темной глубины неразрешенных противоречий возникает тема войны - короткая, сухая, четкая, похожая на стальной крючок.
Оговариваемся, человек Седьмой симфонии - это некто типичный, обобщенный и некто - любимый автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушившая седьмое небо симфонии на головы разрушителей.
Тема войны возникает отдаленно и вначале похожа на какую-то простенькую и жутковатую пляску, на приплясывание ученых крыс под дудку крысолова. Как усиливающийся ветер, эта тема начинает колыхать оркестр, она овладевает им, вырастает, крепнет. Крысолов со своими железными крысами поднимается из-за холма... Это движется война. Она торжествует в литаврах и барабанах, воплем боли и отчаяния отвечают скрипки. И вам, стиснувшему пальцами дубовые перила, кажется: неужели, неужели все уже смято и растерзано? В оркестре - смятение, хаос.
Нет, человек сильнее стихии. Струнные инструменты начинают бороться. Гармония скрипок и человеческие голоса фаготов могущественнее грохота ослиной кожи, натянутой на барабаны. Отчаянным биением сердца вы помогаете торжеству гармонии. И скрипки гармонизируют хаос войны, заставляют замолкнуть ее пещерный рев.
Проклятого крысолова больше нет, он унесен в черную пропасть времени. Смычки опущены, - у скрипачей, у многих, на глазах слезы. Слышен только раздумчивый и суровый, - после стольких потерь и бедствий, - человеческий голос фагота. Возврата нет к безбурному счастьицу. Перед умудренным в страданиях взором человека - пройденный путь, где он ищет оправдания жизни.
За красоту мира льется кровь. Красота - это не забава, не услада и не праздничные одежды, - красота - это пересоздание и устроение дикой природы руками и гением человека. Симфония как будто прикасается легкими дуновениями к великому наследию человеческого пути, и оно оживает. Средняя часть симфонии - это ренессанс, возрождение красоты из праха и пепла. Как будто перед глазами нового Данте силой сурового и лирического раздумья вызваны тени великого искусства, великого добра.
Заключительная часть симфонии летит в будущее Перед слушателями, облокотившимися о перила, прислонившимися к высоким белым колоннам, раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и стоит бороться. Не о счастьице, но о счастье теперь рассказывает могущественная тема человека. Вот - вы подхвачены светом, вы словно в вихре его... И снова покачиваетесь на лазурных волнах океана будущего. С возрастающим напряжением вы ожидаете финала, завершения огромного музыкального переживания. Вас подхватывают скрипки, вам нечем дышать, как на горных высотах, и вместе с гармонической бурей оркестра, в немыслимом напряжении вы устремляетесь в прорыв, в будущее, к голубым городам высшего устроения.
Гитлеру не удалось взять Ленинград и Москву Проклятый крысолов, кривляясь, напрасно приплясывал со своими крысами по шею в крови, ему не удалось повернуть русский народ на обглоданные кости пещерного жития. Красная Армия создала грозную симфонию мировой победы. Шостакович прильнул ухом к сердцу Родины и сыграл песнь торжества.
Такие чувства и такие мысли владели нами, когда мы слушали в Куйбышеве, в Большом театре СССР, репетицию Седьмой симфонии.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ*
Двадцатипятилетие советской литературы лежит между двумя мировыми войнами.
_______________
* Трудами Института мировой литературы им. Горького был подготовлен за время войны XI том истории русской литературы - том советской литературы. В основу моего доклада положена работа над этим томом. (Примеч. А. Н. Толстого.)
В нынешней войне, особенной и небывалой, человечество потрясено в основах бытия, и народные массы призваны к повышенному волевому и моральному состоянию. Нынешняя война - это война моторов. Это так, но это не полное определение: моторов и силы преодоления страданий, нравственной силы.