Собрание сочинений в десяти томах. Том 2
Шрифт:
Ряд новых поправок вносит А. Толстой в характеристику и других своих персонажей.
О барыне Тимофеевой, опустившейся и одичавшей, одетой в заплатанную юбку и мужицкие сапоги, узнаем мы теперь, что она «последний отпрыск Тимофеевых», которым «даровано было дворянство еще при царе Борисе». Вместе с тем не так заметно в ее речах проявляются теперь признаки умственной поврежденности.
В первой редакции рассказа Чувашов, принимая приехавшего к нему Растегина, знакомого ему по Москве, и вызываясь помочь ему, сразу же ставит условие: «С каждой купленной вещи вы платите мне 25 %, за каждое посещение
Наиболее существенной переработке подверглись сцены, рисующие Растегина на именинах у Ражавитиновых, а также эпизоды, связанные с пребыванием его у Дыркина. Писатель заостряет сатиричность изображения ражавитиновских гостей, более красочно живописуется гомерическое обжорство и пьянство опустившихся и одичавших дворянских последышей, их сплетни у обеденного стола.
Автор исключает сцену объяснения Растегина в саду с вдовой Сарафановой – эпизод, уводившей читателя в сторону от описанной далее истории увлечения Растегина Раисой.
В главу пятую вводится новый эпизод – шутовская проделка Дыркина в купальне.
При переработке первого варианта вставлены также в текст некоторые существенные для понимания общего смысла рассказа места. Так, например, в газетном тексте отсутствовали слова Растегина в конце VII главы, которые подводят итог его впечатлениям от поездки: «Здешние порядки у нас, по-московскому, разбоем называются. Где я – в лесу? Что я привезу в Москву? С чем приеду? Эх, господа помещики!»
В новом варианте рассказ приобрел большую композиционную слаженность и законченность, преодолена была эскизность изложения.
Газетный текст распадался всего на две главы Во втором варианте он разбит уже на ряд глав меньшего объема. Заключительная, девятая, глава (скандальное происшествие с Растегиным на железнодорожном полустанке) отсутствовала в первоначальном тексте.
В газетном тексте Растегин прерывает свое пребывание у Дыркина, уезжая, по совету Чувашова, на ночь в соседнюю усадьбу Семочки Окаемова играть в карты. Там, помимо некоторых уже знакомых лиц, встречает трех земских начальников и такого же, как он сам, буржуа – богатого губернского бакалейщика Петра Ивановича, (О последнем автор сообщает, что, побывав в Париже, он присвоил себе более «благородное» прозвище – Пьера Зуазо.) Шумный картеж и выпивка заканчиваются скандалом, разгоревшимся между тузом бакалейщиком и гостями из дворян.
Ссору эту писатель изображает так:
«…Зуазо так разошелся, что встал, с бокалом в руке, и, попросив молчания, начал говорить уже вслух, оттопыривая нижнюю губу.
– Господа, Россия давно встала на путь экономического движения. Экономика неразрывно связана со всей жизнью страны. Дворянин теперь может существовать лишь при условии, если превратится отчасти в негоцианта. Представители торговли и высшего класса подают друг другу руки…
– Зуазо, слышали двадцать раз, замолчи, я тебе такую руку подам, – сказал веселый земский начальник.
– Виноват, прошу свободы слова, – разгорячась, продолжал Зуазо, – вы, господа земские начальники, лишь тормозите эконо…
Но тут он приостановился, покраснел и воскликнул, бог знает, по какой связи идей своих:
– Я утверждаю и настаиваю, что земские начальники все до одного – свиньи.
Он сел. Среди стоящих у винного стола произошло замешательство. Потом от сбившейся кучки отделились Борода-Капустин и просто Капустин, подошли к Зуазо (Растегин пришипился в другом конце дивана) и проговорили ледяными голосами:
– Ах ты мерзавец! Извиняйся, иначе здесь, в комнате, будешь драться на револьверах со всеми тремя!
Зуазо вскочил, разводя руками, но все-таки, остановясь перед земскими начальниками, сидящими у противоположной стены на табуретках, принялся извиняться, путаясь в словах.
– Чего этот хам бормочет, не понимаю, – сказал один земский начальник.
– Не желаю принимать извинения, – закричал другой. А веселый воскликнул, топая каблуком:
– Э, нет, не прощу, пусть извиняется и ногой не дрыгает, зачем он ногой трясет, это меня раздражает.
– Господи, да она сама дрыгает! – воскликнул Зуазо.
– Тогда давай драться.
– Зачем, ведь я извинился.
– Ты драться отвиливаешь, значит ты не порядочный человек, тебя в общество допускать нельзя…»
Во второй половине рассказа существенно меняется А. Толстым общая планировка его – меняется в сторону более простого изложения событий в хронологической последовательности. В газетном тексте утро в день пребывания Растегина у Дыркина и денежная сделка их относительно Раисы давались после того эпизода, когда Долгов и Щепкин обнаруживают в лесу под дождем Растегина и Раису, вывалившуюся из экипажа в лужу. Равным образом в газетном тексте описание ночи, проведенной Растегиным и Раисой в доме Долгова, шло после эпизода возвращения Щепкина утром домой и после того момента, когда к нему приходят Долгов с Растегиным, прося найти шелковое платье для Раисы.
А. Толстым при первом переиздании рассказа осуществлена была весьма решительная переработка стиля, художественно-языковой ткани произведения.
Текст «Приключения Растегина» в VII томе Сочинений «Книгоиздательства писателей в Москве» совпадает во всех трех изданиях его – 1915, 1916 и 1918 годах.
В следующем переиздании «Приключений Растегина», в сборнике автора «Китайские тени» (изд-во «Огоньки», Берлин. 1922), писателем была проведена правка стилистического характера во всех главах.
Незначительная правка стиля была проведена при включении рассказа во II том Собрания сочинений изд-ва «Недра», 1930, и в III том Собрания сочинений ГИЗ, 1929.
Печатается по тексту I тома Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, совпадающему с изданием 1930 года.
Большие неприятности [6]
Впервые напечатана в сборнике «Слово», «Книгоиздательство писателей в Москве», № 3, 1914. Перепечатано в сборнике «Обыкновенный человек», изд-во «Наши дни», 1915.
6
Комментарии к повести «Большие неприятности» написаны А. Сокольской.