Суров же ты, климат охотский, —Уже третий день ураган.Встает у руля сам Крючковский,На отдых — Федотов Иван.Стихия реветь продолжала —И Тихий шумел океан.Зиганшин стоял у штурвалаИ глаз ни на миг не смыкал.Суровей, ужасней лишенья,Ни лодки не видно, ни зги, —И принято было решенье —И начали есть сапоги.Последнюю съели картошку,Взглянули друг другу в глаза…Когда ел Поплавский гармошку,Крутая скатилась слеза.Доедена банка консервов,И суп из картошки одной, —Все меньше здоровья и нервов,Все больше желанье домой.Сердца продолжали работу,Но реже становится стук.Спокойный, но слабый ФедотовГлодал предпоследний каблук.Лежали все четверо в лежку,Ни
лодки, ни крошки вокруг.Зиганшин скрутил козью ножкуСлабевшими пальцами рук.На службе он воин заправский,И штурман заправский он тут.Зиганшин, Крючковский, Поплавский —Под палубой песни поют.Зиганшин крепился, держался,Бодрил, сам был бледный как тень,И то, что сказать собирался,Сказал лишь на следующий день.«Друзья!..» Через час: «Дорогие!..»«Ребята! — еще через час. —Ведь нас не сломила стихия,Так голод ли сломит ли нас!Забудем про пищу — чего там! —А вспомним про наш взвод солдат…»«Узнать бы, — стал бредить Федотов, —А что у нас в части едят?»И вдруг: не мираж ли, не миф ли —Какое-то судно идет!К биноклю все сразу приникли,А с судна летел вертолет.…Окончены все переплеты —Вновь служат, — что, взял океан?! —Крючковский, Поплавский, Федотов,А с ними Зиганшин Асхан!1960
ТАТУИРОВКА
Не делили мы тебя и не ласкали,А что любили — так это позади, —Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,А Леша выколол твой образ на груди.И в тот день, когда прощались на вокзале;Я тебя до гроба помнить обещал, —Я сказал: «Я не забуду в жизни Вали!»«А я — тем более!» — мне Леша отвечал.И теперь реши, кому из нас с ним хуже,И кому трудней — попробуй разбери:У него — твой профиль выколот снаружи,А у меня — душа исколота снутри.И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, —Пусть слова мои тебя не оскорбят, —Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,И гляжу, гляжу часами на тебя.Но недавно мой товарищ, друг хороший,Он беду мою искусством поборол:Он скопировал тебя с груди у ЛешиИ на грудь мою твой профиль наколол.Знаю я, своих друзей чернить неловко,Но ты мне ближе и роднее оттого,Что моя — верней, твоя — татуировкаМного лучше и красивше, чем его!1961
КРАСНОЕ, ЗЕЛЕНОЕ
Красное, зеленое, желтое, лиловое,Самое красивое — на твои бока!А если что дешевое — то новое, фартовое, —А ты мне — только водку, ну и реже — коньяка.Бабу ненасытную, стерьву неприкрытую,Сколько раз я спрашивал: «Хватит ли, мой свет?»А ты — всегда испитая, здоровая, небитая —Давала мине водку и кричала: «Еще нет!»На тебя, отраву, деньги словно с неба сыпались —Крупными купюрами, «займом золотым», —Но однажды — всыпались, и сколько мы ни рыпались —Все прошло, исчезло, словно с яблонь белый дым.Бог с тобой, с проклятою, с твоею верной клятвоюО том, что будешь ждать меня ты долгие года, —А ну тебя, патлатую, тебя саму и мать твою!Живи себе как хочешь — я уехал навсегда!<1961>
Я БЫЛ ДУШОЙ ДУРНОГО ОБЩЕСТВА
Я был душой дурного общества,И я могу сказать тебе:Мою фамилью-имя-отчествоПрекрасно знали в КГБ.В меня влюблялася вся улицаИ весь Савеловский вокзал.Я знал, что мной интересуются,Но все равно пренебрегал.Свой человек я был у ск'oкарей,Свой человек — у щипачей, —И гражданин начальник ТокаревИз-за меня не спал ночей.Ни разу в жизни я не мучилсяИ не скучал без крупных дел, —Но кто-то там однажды скурвился, ссучился —Шепнул, навел — и я сгорел.Начальник вел себя не въедливо,Но на допросы вызывал, —А я всегда ему приветливоИ очень скромно отвечал:«Не брал я на душу покойниковИ не испытывал судьбу, —И я, начальник, спал спокойненькоИ весь ваш МУР видал в гробу!»И дело не было отложено,И огласили приговор, —И дали всё, что мне положено,Плюс пять мне сделал прокурор.Мой адвокат хотел по совестиЗа мой такой веселый нрав, —А прокурор просил всей строгости —И был, по-моему, не прав.С тех пор заглохло мое творчество,Я стал скучающий субъект, —Зачем мне быть душою общества,Когда души в нем вовсе нет!1961
ЛЕНИНГРАДСКАЯ БЛОКАДА
Я вырос в ленинградскую блокаду,Но я тогда не пил и не гулял.Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,В очередях за хлебушком стоял.Граждане смелые,а что ж тогда вы делали,Когда наш город счет не вел смертям?Ели хлеб с икоркою, —а я считал махоркоюОкурок с-под платформы черт-те с чем напополам.От стужи даже птицы не летали,И вору было нечего украсть.Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,А я боялся — только б не упасть!Было здесь д'o фигаголодных и дистрофиков —Все голодали, даже прокурор, —А вы в эвакуациичитали информацииИ слушали по радио «От Совинформбюро».Блокада затянулась, даже слишком,Но наш народ врагов своих разбил, —И можно жить как у Христа за пазухой, под мышкой,Но только вот мешает бригадмил.Я скажу вам ласково,граждане с повязками,В душу ко мне лапою не лезь!Про жизню вашу личнуюи непатриотичнуюЗнают уже органы и ВЦСПС!1961
БОДАЙБО
Ты уехала на короткий срок,Снова свидеться нам — не дай бог, —А меня в товарный — и на восток,И на прииски в Бодайбо.Не заплачешь ты и не станешь ждать,Навещать не станешь родных, —Ну а мне плевать — я здесь добыватьБуду золото для страны.Все закончилось: смолкнул стук колес,Шпалы кончились, рельсов нет…Эх бы взвыть сейчас! — жалко нету слез —Слезы кончились на семь лет.Ты не жди меня — ладно, бог с тобой, —А что туго мне — ты не грусти.Только помни — не дай бог тебе со мнойСнова встретиться на пути!Срок закончится — я уж вытерплю,И на волю выйду как пить, —Но пока я в зоне на нарах сплю,Я постараюсь всё позабыть.Здесь леса кругом гнутся п'o ветру,Синева кругом — как не выть!Позади — семь тысяч кил'oметров,Впереди — семь лет синевы…1961
ГОРОД УШИ ЗАТКНУЛ
Город уши заткнул и уснуть захотел,И все граждане спрятались в норы.А у меня в этот час еще тысячи дел, —Задерни шторыи проверь запоры!Только зря: не спасет тебя крепкий замок,Ты не уснешь спокойно в своем доме, —Потому что я вышел сегодня на скок,А Колька Дёмин —на углу на стрёме.И пускай сторожит тебя ночью лифтерИ ты свет не гасил по привычке —Я давно уже гвоздик к замочку притер,Попил водичкии забрал вещички.Ты увидел, услышал — как листья дрожатТвои тощие, хилые мощи, —Дело сделал свое я — и тут же назад,А вещи — тещев Марьиной Роще.А потом — до утра можно пить и гулять,Чтоб звенели и пели гитары,И спокойно уснуть, чтобы не увидатьВо сне кошмары,мусоро'oв и нары.Когда город уснул, когда город затих —Для меня лишь начало работы…Спите, граждане, в теплых квартирках своих —Спокойной ночи,до будущей субботы!1961
«Что же ты, зараза, бровь себе подбрила…»
Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,Для чего надела, падла, синий свой берет!И куда ты, стерва, лыжи навострила —От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,Для тебя готов я днем и ночью воровать, —Но в последне время чтой-то замечаю,Что ты стала мине слишком часто изменять.Если это Колька или даже Славка —Супротив товарищев не стану возражать,Но если это Витька с Первой Перьяславки —Я ж те ноги обломаю, в бога душу мать!Рыжая шалава, от тебя не скрою:Если ты и дальше будешь свой берет носить —Я тебя не трону, а в душе зароюИ прикажу залить цементом, чтобы не разрыть.А настанет лето — ты еще вернешься,Ну а я себе такую бабу отхвачу,Что тогда ты, стервь, от зависти загнешься,Скажешь мне: «Прости!» — а я плевать не захочу!1961
«Позабыв про дела и тревоги…»
Позабыв про дела и тревогиИ не в силах себя удержать,Так люблю я стоять у дороги —Запоздалых прохожих пугать!«Гражданин, разрешите папироску!»«Не курю. Извините, пока!»И тогда я так просто, без спросуОтбираю у дяди бока.Сделав вид, что уж все позабыто,Отбежав на полсотни шагов,Обзовет меня дядя бандитом,Хулиганом — и будет таков.Если ж женщину я повстречаю —У нее не прошу закурить,А спокойно ей так замечаю,Что ей некуда больше спешить…Позабыв про дела и тревогиИ не в силах себя удержать,Так люблю я стоять у дороги!..Только лучше б мне баб не встречать!<1961 или 1962>
СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ
У меня гитара есть — расступитесь, стены!Век свободы не видать из-за злой фортуны!Перережьте горло мне, перережьте вены —Только не порвите серебряные струны!Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —Кто бы заступился за мой возраст юный!Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —Только б не порвали серебряные струны!Но гитару унесли, с нею — и свободу, —Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды!Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду —Только не порвите серебряные струны!»Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!Загубили душу мне, отобрали волю, —А теперь порвали серебряные струны…1962
