Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Судья и его палач. Подозрение. Авария. Обещание. Переворот
Шрифт:
— Я ничего не могу поделать, — заявил он. — Видите, какой своевольный народ. Не верят в расторопность полиции. Сами желают творить правосудие. А какая была хорошая девочка Гритли! Все мы ее любили, — со вздохом добавил он. На глаза у него навернулись слезы.
— Разносчик не виновен, — сказал Маттеи.
— Тогда незачем было его арестовывать.
— Он и не арестован. Мы его взяли как свидетеля.
Председатель общины хмуро оглядел Маттеи.
— Вы только рады отвертеться. А мы что знаем, то знаем, — произнес он.
— Вам, как
Не ответив ни слова, тот осушил еще стакан разливного красного.
— Что вы молчите? — раздраженно спросил Маттеи.
Председатель гнул свою линию.
— Разносчику несдобровать, — пробурчал он.
Комиссар заговорил без обиняков:
— Так легко это дело не пройдет. И отвечать будете вы, как председатель Мегендорфской общины.
— А вы кого отстаиваете? Похотливого убийцу?
— Прежде всего мы отстаиваем законность, а виновен он или нет — это вопрос иной.
Председатель сердито шагал взад-вперед по низенькому трактирному залу. Поскольку за стойкой никого не оказалось, он сам налил себе вина. И выпил так торопливо, что темные струйки побежали у него по рубашке. Толпа на площади все еще вела себя спокойно. Лишь когда шофер попытался запустить мотор полицейской машины, ряды сомкнулись теснее.
Теперь в зал пришел и прокурор. Он с трудом протиснулся сквозь толпу мегендорфцев. Вид у него был довольно помятый. Председатель общины струсил. Появление прокурора не сулило ничего приятного. Для него, как и для любого нормального человека, люди этой профессии были чем-то вроде пугал.
— Господин председатель, — начал прокурор, — ваши мегендорфцы, по-видимому, намерены прибегнуть к суду Линча. Я вижу только один выход — вызвать подкрепление. Это всех вас сразу образумит.
— Давайте попробуем еще раз поговорить с людьми, — предложил Маттеи.
Ткнув председателя указательным пальцем в грудь, прокурор пригрозил:
— Если вы немедленно не заставите их выслушать нас, тогда пеняйте на себя.
А церковные колокола уже били набат. К мегендорфцам со всей округи сбегались на подмогу. Явилась даже пожарная команда и заняла позицию против полицейских. Из толпы раздавались злобные выкрики: «Пакостник! Гад!»
Полицейские приготовились встретить нападение толпы, которая волновалась все сильнее, но сами были растеряны не меньше, чем мегендорфцы. Они привыкли наводить порядок, имея дело с заурядными происшествиями, здесь же они столкнулись с чем-то необычным. Но вдруг крестьяне разом утихли и замерли. Из дверей «Оленя», к которым вела каменная лестница с железными перилами, вышли прокурор с председателем общины и комиссаром полиции.
— Мегендорфцы, — воззвал председатель, — прошу вас, выслушайте господина прокурора Буркхарда.
Толпа никак не отозвалась на этот призыв. Местные жители, крестьяне и рабочие, хранили прежнее грозное молчание. Небо над ними тем временем подернулось отблесками заката; уличные фонари раскачивались вокруг площади,
— Граждане Мегендорфа, — тихо и нерешительно начал прокурор, но каждое его слово было слышно на всей площади. — Мы потрясены гнусным преступлением. Гритли Мозер убили… Мы не знаем, кто совершил это злодеяние…
Дальше прокурору не дали говорить.
— Выдайте нам его!
Замелькали поднятые кулаки, раздался пронзительный свист.
Маттеи как завороженный смотрел на толпу.
— Скорей звоните по телефону, Маттеи, — приказал прокурор. — Вызывайте подкрепление.
— Убийца — фон Гунтен! — закричал тощий долговязый крестьянин с обветренным, давно не бритым лицом. — Я сам его видел! Никто больше в ложбинку не ходил.
Это был тот крестьянин, который работал в поле.
Маттеи выступил вперед.
— Мегендорфцы, — крикнул он, — я — комиссар полиции Маттеи. Мы согласны выдать вам разносчика!
От неожиданности все замерли.
— Вы спятили, что ли? — не помня себя от волнения, прошипел прокурор.
— В нашей стране издавна повелось так, что приговор преступникам выносит суд. Он осуждает их, когда они виновны, и оправдывает, когда они невиновны, — продолжал Маттеи. — Вы же намерены подменить собою суд. Не станем доискиваться, есть ли у вас такое право, поскольку вы сами присвоили себе это право.
Маттеи говорил просто и внятно. Крестьяне и рабочие слушали внимательно, боясь упустить хотя бы слово. Маттеи уважительно обращался к ним, и они уважительно слушали его.
— Одного только я обязан потребовать от вас, как от всякого суда: справедливости. Мы, понятно, лишь в том случае можем выдать вам разносчика, если будем уверены, что вы хотите справедливости.
— Конечно, хотим! — выкрикнул кто-то.
— Чтобы по праву считать себя справедливым судом, ваш суд обязан выполнить одно условие. Вот оно: ни в коем случае не допустить несправедливости. Это условие вы обязаны соблюсти.
— Согласны! — крикнул рабочий с кирпичного завода.
— Значит, вы должны тщательно проверить, справедливо или несправедливо обвинять фон Гунтена в убийстве. Откуда взялось такое подозрение?
— Он уже раз сидел, — отозвался какой-то крестьянин.
— Конечно, это увеличивает подозрение в его виновности, — признал Маттеи. — Однако еще не доказывает, что он и есть убийца.
— Я его видел в ложбинке, — снова крикнул крестьянин с обветренным, обросшим щетиной лицом.
— Поднимитесь к нам сюда, — предложил полицейский комиссар.