Собрание сочинений в пяти томах. Том 5

О.Генри Уильям

— Послушай-ка, ты, старый болтун, — сказал репортер «Пост», — ты уже плетешь мне что-то из времен лет за шестьсот до Понтия Пилата. Ты что, не знаешь разницы между заметкой в хронике и надписью на пирамиде? Старых клише наша газета не помещает. С этими анекдотиками ступай, пожалуйста, в календари, — там все берут.

Тут престарелый отшельник нахмурился и потянулся к заднему карману, а репортер быстро, но не теряя достоинства, побежал к «Злосчастной Джейн» и скрылся в каюте.

И все-таки где-то в округе живет легенда

о поле битвы при Сан-Хасинто; если б только знать, как до нее добраться!

Бинкли и его школа практического журнализма ^{55}

(Перевод Г. Свободина)

В прошлый вторник, во второй половине дня, на углу главной улицы появился обтрепанный и малореспектабельный человек. Проходившие по этой улице видели его стоящим на том же месте, когда возвращались.

Казалось, он ждал кого-то. Наконец на тротуаре показался какой-то молодой человек, и обтрепанная личность прыгнула на него, не сказав ни слова; между ними завязалось ожесточенное сражение. Молодой человек защищался, как только мог, но с ним обошлись жестоко, прежде чем прохожие могли разнять сражавшихся. Конечно, полисмена не было и в помине, и все происшествие закончилось так же бесшумно и спокойно, как и началось. Молодой человек с подбитым глазом и кровоподтеком на щеке незаметно исчез; обтрепанная личность удалилась в одну из боковых улиц с выражением живейшего удовлетворения на лице.

Сотрудник «Пост», видевший это происшествие, был поражен не совсем обычным видом обтрепанной личности и, убежденный, что в этой ситуации крылось нечто большее, чем было видно, последовал за агрессором. Когда он шел за ним, малореспектабельная личность заговорила сама с собой голосом, выражавшим глубокую торжествующую радость:

— Ну, это последний. В конце концов стремление к мести дает больше радости, чем сама месть. Я лишился цели своей жизни.

Он продолжал свой путь, огибая углы с медлительной манерой человека, мало знакомого с городом, и через некоторое время зашел в грязный салун на Конгресс-стрит.

Репортер последовал за ним, и, потягивая воду из бокала, поданного официантом, он увидел, что обтрепанный человек уселся за один из маленьких столиков. Несмотря на оборванную, дешевую одежду и растрепанные сальные волосы, его лицо носило отпечаток интеллигентности, которую не мог скрыть его странный наряд.

Влекомый любопытством, репортер придвинул свой стул к его столу. С тактом и предприимчивостью его профессии он вызвал таинственного незнакомца на откровенность и нашел, как и ожидал, его человеком воспитанным и образованным.

— Сказав, что вы работаете в газете, — заявил незнакомец, сделав приветственный жест, — вы сразу завоевали мое доверие. Я расскажу вам свою историю. Я сам когда-то был владельцем газеты.

Он

постучал по столу и, когда официант подошел, выловил из глубины своих отрепьев тощий бумажник, из которого вынул один-единственный доллар и бросил его на стол. Передавая его официанту, он сказал:

— Бутылку вашего лучшего вина и пару хороших сигар.

— Но действительно! — сказал репортер, засовывая два пальца в жилетный карман. — Я не могу позволить вам — разрешите мне.

— Ни за что! — сказал оборванец с достоинством. — Я уже заказал.

Репортер облегченно вздохнул; стаканы были наполнены и тут же опустошены и вновь наполнены, сигары зажжены, и сотрудник «Пост» с нетерпением ожидал повествования своего странного собеседника.

— Мое имя Бинкли, — сказал оборванец. — Я — основатель Практической школы журнализма Бинкли; доллар, который я только что истратил, был моим последним долларом, а человек, которого я только что избил на улице, последний из редакционного и репортерского штата моей газеты, который был мною «обработан» таким же точно способом.

Примерно год тому назад у меня было пятнадцать тысяч долларов наличными, для которых я искал применения. Я мог бы вложить их в дело, где они были бы в безопасности и приносили приличные проценты, но, к несчастью, у меня возникла оригинальная мысль, как заработать гораздо больше. Я разбирался в газетном деле, ибо служил восемь или десять лет в первоклассном журнале, прежде чем унаследовал эти пятнадцать тысяч от умершей тетки. Я заметил, что все газеты страны осаждаются юношами, полными амбиций, желающими получить место и научиться журналистике. В большинстве случаев они получают образование в колледжах, и многие из них мало заботятся о жалованьи, связанном с этой работой. Они больше интересуются практикой.

Идея, захватившая меня, заключалась в том, что они с удовольствием будут платить за возможность впитывать в себя искусство практического журнализма, имеющейся при редакции первоклассной газеты. Уже несколько школ журнализма были основаны в этой стране и успешно работали. Я был уверен, что школа такого рода, комбинированная с живой, процветающей газетой, имеющей хороший тираж, стала бы золотой россыпью для ее основателя. В школе они могли изучать лишь теорию; в моей школе и теория и практика шли бы рука об руку. Это была великая идея.

Я нашел газету, которую можно было купить. Она находилась в большом южном городе; я не считаю нужным называть его. Собственник газеты был болен и хотел уехать. Это была хорошая газета, и она давала три тысячи долларов в год за вычетом расходов. Я получил ее за двенадцать тысяч долларов наличными, три тысячи долларов положил в банк, сел и написал хорошенькое объявление для приманки будущих журналистов.

Я разослал это объявление по крупным северным и южным городам и стал ожидать ответа.