Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
Шрифт:
— О! прелестно! прелестно! — пробормотал он.
— Ну вот, что касается меня, то я охотно бы обошелся без этих жандармов, — воскликнул хлеботорговец… — Простите, господин кюре. Я немножко резок, но не имею намерения вас оскорбить. Да, я полагаю, что честные люди не нуждаются в религии, чтобы быть честными. Если бы моя жена пореже ходила в церковь, она почаще сидела бы дома. Да и не особенно красиво — исполнять свой долг из боязни ада.
— Право, вы заходите слишком далеко, — сказал Робино, — лишь бы хозяйство ваше не хромало, вам нет горя до остального.
— Как! Мне нет горя до остального!..Разве вы полагаете, что
— Да, зато она приходит из церкви, а не из другого какого места, вот главное.
— А я вам говорю, что это очень худо!
— И нет, милый друг, вы, наконец, слишком деспотичны!
Аббат осторожно отходит, предоставив Робино и хлеботорговцу сражаться вдвоем, причем они, наконец, говорят друг другу страшные резкости. Затем, когда они успокаиваются, кюре снова к ним подходит и говорит с добродушным видом:
— Знаете, вам бы следовало участвовать в процессии… О! Только ради примера, ради полиции нравов, — как объяснял сейчас господин Робино.
Но оба буржуа весело отказываются. Слишком уж забавно было бы видеть их на улице, с восковой свечой в руках, когда всем известен их либеральный образ мыслей!
— О! Я не требую, чтобы вы шли со свечами в руках, — подхватывает аббат Жерар так же весело. — Вы придете гуляючи и пройдетесь сзади балдахина, и в хорошем обществе, уверяю вас, потому что все власти будут налицо и все высшее городское общество.
Оба буржуа продолжают смеяться. Они благодарят кюре за его приглашение, но, право, процессии противны их принципам — они не могут в них участвовать. Аббат Жерар, как человек вежливый, больше не настаивает и, так как бьет десять часов, удаляется. Все дамы провожают его до дверей, шепчутся и следят за ним растроганным взором. Покойной ночи, господин аббат, спите хорошенько! Затем г-жа Робино, забывшая сообщить ему что-то, бежит за ним на лестницу и там шепотом разговаривает с ним минут десять…
В следующий четверг позади балдахина Робино и хлеботорговец выступают в первом ряду. Без сомнения, аббат Жерар поручил г-же Робино убедить своего мужа. Этот последний, конечно, уступил только вследствие буржуазного тщеславия: ему очень приятно втереться в высшее городское общество. Впрочем, он намерен сохранить свою независимость и на ближайших муниципальных выборах, имеющих быть в будущее воскресенье, подаст голос против кандидатов епископа. Если он участвует в процессии, то лишь затем, чтобы не прослыть человеком, дурно воспитанным. Но аббат Жерар, увидя его, улыбается ему, и в маленьких глазках его зажигается пламя торжества, потому что он может считать себя настоящим властелином города Тура. Он царствует не только над женщинами, проходящими со сложенными руками и опущенными глазами; он распространяет свою власть и на мужей-вольтерьянцев, для которых в кругу близких людей религия является предметом постоянных насмешек. Конечно, он слишком умен, чтобы надеяться их обратить на путь истинный, но ему достаточно, чтобы они заявили наружно о своем почтении к религии. Когда церкви пустеют, то священнику желательно хоть как-нибудь наполнить их.
Каждую пятницу аббат Мишлен исповедует барынь в капелле доминиканцев — очень кокетливой церкви, помещающейся в маленькой
Аббат Мишлен — высокий, красивый человек, лет тридцати, черноволосый, с белой кожей и в настоящую минуту производит фурор в аристократическом обществе. Он, главным образом, обязан своим успехом тому такту, с каким держит себя. Сын крупного фабриканта фарфора и хрусталя в улице Дю-Бак, родившийся в этом самом квартале, в настоящее время он насчитывает в числе своих духовных дочерей графинь и маркиз, матерям которых отец его поставлял фарфор. Но он не потерял головы — он нашел оттенок между почтением низшего лица и всемогущим авторитетом священника, придающий удивительную пикантность его обращению. Самые изящные дамы в восторге от него. Он им очень за это благодарен и с улыбающимся лицом ловкого человека выпутывается из самых щекотливых положений.
Про его ученье ничего не известно. Он, по-видимому, был на хорошем счету в семинарии; но так как у него дядя епископ, то он ограничивался только хорошим поведением. В сущности, он добрый малый, решивший наслаждаться жизнью и подделываться к людям, чтобы не попадать впросак. Еще ребенком он мечтал попасть в раззолоченные салоны, которые видал лишь сквозь полуотворенные двери, и не придумал лучшего средства, как надеть сутану. Его честолюбие, пока довольно умеренное, заключается в том, чтобы стать выше своего положения, вращаться в избранном обществе, где удовлетворяется его любовь к изящным вещам, тонким обедам, прекрасным, хорошо одетым женщинам — всему, что красиво. Что касается религии, то она, по-видимому, для него цветок высшей цивилизации, красивое покрывало, долженствующее прикрывать людское безобразие. По его мнению, без религии не может быть вежливого общества.
В эту пятницу аббат Мишлен ожидает в исповедальне молодую графиню де Маризи, очаровательную блондинку, всего двадцати двух лет от роду, которую газеты прославляют за красоту. Она задает тон моде, она участвует во всех празднествах, лошади ее знамениты в Булонском лесу. Она уже два года, как замужем, и аббат Мишлен стал другом ее дома, после того как прогостил в замке Плесси-Руж, которым граф владеет в Нормандии. Право, аббат такой красавец, так изящно носит сутану, что может служить украшением любого салона.
Графиня, на коленях, дожидается своей очереди. Она оперлась хорошеньким подбородком на сложенные ручки и размышляет, неопределенно глядя на розовый луч, проходящий сквозь цветное стекло. Она быстро перебрала в уме все свои грехи; она знает за собой только один крупный грех и соображает, в каких выражениях она сообщит о нем аббату. Мысль умолчать о нем на минуту приходит ей в голову, потому что довольно трудно в этом признаться, но самая трудность соблазняет ее; ей смерть как хочется рассказать высокому красавцу кюре, как она — увы! — изменила своим супружеских! обязанностям для маркиза де Валькрез, который ей приходится каким-то дальним кузеном и которого она любила до своего брака.