Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
Шрифт:
Я все это знаю и понимаю, но все-таки, какое это чудо и счастье, что самая заветная мечта лучших людей стала явью, что для нас она уже привычный факт, будни… Насколько же легче будет путь других народов, — они пойдут по нашим следам, у них перед глазами наш пример. Возьмите страны народной демократии — интересно ведь наблюдать, как они идут по этому пути… Но я не о том, я сейчас рассуждаю со своей, художнической точки зрения. Мне история нашего Советского Союза кажется сказочной былиной о подвигах богатырского племени, какого еще не было на свете. И мне радостно становится — сколько, оказывается, в человеке силы, красоты, ума. Столько, сколько никто еще не подозревал. Да что там, — буржуазное искусство, литература изо всех сил стараются доказать, что человек ничтожество, дрянь, слизняк. Особенно теперь — прямо с каким-то сладострастием наперегонки торопятся изобразить его поподлей. Да и что тут удивительного, буржуазия все меряет своей меркой… Ах, друзья, ничего мне для себя не надо, только одного хочу — показать хоть в малой мере красоту человека, которая рождается вокруг нас. Нет ничего выше человека…
Их разговор был прерван появлением нового гостя. Это был писатель Калей. Он недавно кончил новую книгу и теперь пришел просить Прамниека, чтобы тот взялся ее иллюстрировать.
— Книга эта мне очень дорога, я вложил в нее лучшее, что у меня есть. — Он улыбнулся. — Может быть, я и ошибаюсь, но знаю только, что ты постараешься понять мои образы и правильно истолкуешь их.
— Лесть на меня действует безотказно, — сказал Прамниек с серьезным видом. — Ну, что поделаешь, придется тебе помочь!
Послевоенный план развития народного хозяйства был принят сессией Верховного Совета и опубликован в газетах. На заводе «Новая коммуна» кружком по изучению плана новой пятилетки руководил сам директор. Однажды вечером он созвал общезаводское собрание и ознакомил коллектив завода с пятилетней производственной программой их собственного завода. Язык цифр поражал слушателей, им становились ясными величие поставленных перед ними задач и смелость замыслов. На дальнейшее расширение «Новой коммуны» по пятилетнему плану было ассигновано 25 миллионов рублей, не считая строительства шести жилых домов. В 1950 году завод уже должен был производить в четыре раза больше продукции, чем в 1946.
— Будет ли это пределом? — спрашивали друг друга рабочие. — Конечно, нет.
— А зачем обязательно надо дожидаться пятидесятого года? — говорили другие. — Почему мы не можем выполнить свою пятилетку в сорок девятом? Это нам вполне по силам. Пусть инженеры подсчитают, что для этого должен делать каждый из нас, а мы покажем, на что способен наш коллектив.
И инженеры начали подсчитывать, директор с парторгом ночами сидели над проектными расчетами; после этого весь коллектив собрался снова и обсудил организацию социалистического соревнования по досрочному выполнению пятилетки.
Вскоре после этого Ояра вызвали в Центральный Комитет партии.
— Твой завод является одним из самых крупных потребителей лесоматериала в республике, сказали ему. — В некоторых уездах, где план довольно высок, может быть сорвана заготовка древесины, если мы им не поможем. Сколько людей ты можешь послать от «Новой коммуны»?
— Я бы с удовольствием всех отдал, но ведь нам-то никто не сократит производственную программу. Сколько человек вы хотите взять с завода?
— Сто человек.
— Гм… — Он немного подумал, потом согласился.
— Это еще не все, — продолжал заместитель секретаря Центрального Комитета. — На все важнейшие пункты лесозаготовок мы посылаем уполномоченных от Центрального Комитета и Совета Министров. В списке уполномоченных значится и твое имя. Район можешь выбрать по своему усмотрению.
— Но вы ведь не будете держать меня в лесу до осени? Кто же будет руководить «Новой коммуной?»
— До осени нет… только до момента выполнения сезонного плана. Если закончишь в неделю — возвращайся домой. Если нет — сиди в лесу хоть до конца июня.
— Да, так вы мне и позволите сидеть до конца июня! — засмеялся Ояр. — Ну, хорошо. Когда я должен выезжать?
— Хоть завтра.
— Завтра я еду вместе с рабочими.
Вечером Ояр сказал Руте:
— Завтра я уезжаю на некоторое время в командировку, так что тебе тогда придется ужинать одной. Веди себя примерно и жди своего лесного брата. Если дела пойдут хорошо, буду писать.
— Куда же ты едешь?
— Надо обеспечивать лесом выполнение пятилетки.
— Ну, смотри не пропади, — улыбнулась Рута.
На следующий день он уехал. После этого в дремучих лесах Упесгальской волости началось невиданное оживление. Пели пилы, с шумом падали сосны и ели, повсюду пылали веселые костры. Ояр сновал как челнок от лесосеки к лесосеке. Горе тому бюрократу или волокитчику, который вовремя не прислал пил, топоров или напильников! Беда снабженцу, если он не доставил вовремя лесорубам обед или ужин!
Ояр действовал с отменной быстротой, как настоящий партизан, используя свои широкие полномочия. Он поднял на ноги всех незанятых трудоспособных людей Упесгальской волости и на десять дней отправил их в лес, после этого свернул работы по рубке, так как план был выполнен, а все силы бросил на вывозку, пока еще не растаял последний снег. У станции и на «площадке» у реки быстро росли штабеля бревен, баланса, крепежного леса и поленницы дров.
Индрик Закис оставил работать в исполкоме секретаря Скую, а сам со своими помощниками и членами исполкома отправился в лес. Казалось, люди пустились наперегонки с весною: у них было перед ней маленькое преимущество — одна неделя, не больше, но весеннее солнце не считалось с их заботами, а юго-западный ветер делал свое дело. Правда, теперь и до финиша было не особенно далеко.
Штаб «полка» Макса Лиепниека прошлой осенью перебрался на другое место. В глухой чаще, где не ступала нога лесоруба и лесника, под каким-то пригорком, позади которого рос густой кустарник, а дальше начиналось болото, бандиты устроили большой блиндаж. На самой вершине пригорка росло старое дуплистое дерево; взрослый человек мог довольно удобно устроиться в этом дупле и наблюдать за окрестностью. Днем ни человек, ни зверь не могли бы подойти незамеченными к блиндажу. Ночью бандитов охраняли зарытые вокруг пригорка мины и несколько секретов.
Однажды ночью в секрете сидел молодой батрак Адольф Чакстынь, которого Макс Лиепниек сманил за собой в лес. За полтора года парень изрядно пообносился, сапоги были без подметок, одежда висела лохмотьями. Хоть он и привык делать все, что приказывали хозяин и разные большие и малые «командиры», но вечные унижения, которые ему постоянно приходилось терпеть, надоели и этому тихому, покорному парню Недавно он сам убедился, что известие о высылке в Сибирь родителей — чистые враки и выдумал это скорее всего сам Макс Лиепниек. Только с полчаса побыл Чакстынь у своих родителей, но и за это время успел узнать обо всем, что происходило в родной волости. Мать со слезами уговаривала его уйти из банды и явиться в милицию, — многие уже сделали это и теперь живут со своими семьями, честно работают, и никто их не трогает.