Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
Шрифт:
Но переубедить Фанию ему не удалось. И вот во имя семейного согласия приходилось кое-что скрывать от собственной жены. Поэтому Бунте и остерегался говорить ей, что при каждой поездке работает немного «налево». Дело в том, что не все продукты, которые он закупал в деревне, направлялись на базы кооператива, некоторая часть попадала прямо в руки потребителям иным путем — без участия союза кооперации. Получаемая таким образом прибыль превышала и зарплату и всякие законные проценты. Часть накопленных денег Бунте совсем не показывал Фании, чтобы не пускаться в длинные объяснения в ответ на расспросы: где достал, да почему так много? А так как он давно лелеял скромную мечту о маленькой, но солидной собственности (например, приличный особнячок в Межа-парке), то потихоньку собирал сотню за сотней. Капитал свой Бунте хранил в очень интересном и секретном месте. Каждый вечер перед сном он посещал это место и проверял свой «банк».
Почему же Фания стала такой строгой? Во-первых, появившиеся в газетах сообщения об осужденных спекулянтах заставляли ее все чаще задумываться о том, что отец ее ребенка может легко попасть в тюрьму. Вторая причина была связана с братом Фании.
Правду о смерти Индулиса она узнала летом 1945 года, вскоре после посещения Эрны Озолинь. Это известие не огорчило Фанию: ей еще в начале войны стало ясно, что он после всех своих преступлений добром не кончит. А когда однажды весной 1946 года к ним явился поздно вечером таинственный незнакомец и, сославшись на Эрну Озолинь, заявил о своем намерении остаться здесь на продолжительное время, Фания позвонила в МВД, сообщила о госте и освободила свою квартиру от его присутствия. Вскоре после этого она получила угрожающее письмо. Фания со свойственной ей флегматичностью прочла его еще раз, изорвала и ничего не сказала мужу.
Главной заботой в жизни Фании была дочка Дзидра. Девочке уже шел восьмой год, она начала ходить в школу. Что скажет она матери, когда подрастет и узнает, что дядя был отъявленным мерзавцем, отец — спекулянтом? Стыдно будет перед подругами, перед учителями. А Дзидра, как нарочно, приходя из школы, рассказывала, какой у ее соседки по парте, отец храбрый, партизаном был, какие у него ордена, или объявляла родителям, что непременно станет пионеркой. Нет, уж лучше жить попроще, да почестней. И Фания твердо решила сделать все от нее зависящее, чтобы развязаться с прошлым, чтобы черная тень рода Атауга не падала на жизнь дочери. Она даже обменяла свою довольно большую квартиру в бывшем доме отца на другую, поменьше; распродала громоздкую, полученную в наследство мебель и все ненужные вещи.
Вечером, когда Дзидра, приготовив свои несложные уроки, ушла спать, Фания сказала Бунте:
— Ты обещался к концу года подыскать другую работу. Уже декабрь идет, год скоро кончится. Нашел ты что-нибудь?
— Определенного еще ничего нет, — не подымая глаз на жену, промямлил Джек. — На мелкую какую-нибудь должность можно поступить хоть сегодня, но это все не по мне.
— А ты на крупную рассчитываешь? — спросила Фания.
— Господи, ну, конечно, на должность министра или директора треста я не рассчитываю, но директором какого-нибудь маленького предприятия вполне бы мог… На худой конец — заведующим магазином.
— Я так и знала… Заведующим магазином?.. Никаких магазинов, Джек, — тебе нужно подальше держаться от таких мест.
— Спасибо, — обиженно протянул Джек, — ты думаешь, что я и устоять не смогу перед искушением? Плохо ты меня знаешь.
— Очень хорошо я тебя знаю. Знаю, что нипочем не выдержишь, сорвешься, — безжалостно ответила Фания. — Начнешь с мелочи, а кончишь грязными махинациями. А я хочу, чтобы в нашей жизни не было ни одного грязного пятнышка.
— Тебе везде грязь чудится…
— Вот и эта поездка твоя… Спекулировать ведь едешь…
— Не выдумывай, пожалуйста, Фания. Если так рассуждать — кооперация тоже грязное дело. Почему же советская власть поощряет ее?
— Ты на кооперацию свои грехи не сваливай. Ты сам ее обманываешь на каждом шагу. Но меня обмануть тебе не удастся.
— То есть?
— А то и есть, что эта поездка будет последней. Больше по таким делам ты не поедешь.
— А если поеду?
— Тогда мне ясно, что ты жену и ребенка ни во что не ставишь. Тебе барыш дороже всего на свете. Джек, подумай сам, неужели ты не желаешь добра своей дочери?
Джек отчаянно махнул рукой.
— Э, для кого я больше всего и стараюсь? Ну, ладно, будет по-твоему — еду в последний раз. Как только вернусь, тут же откажусь от должности агента и пойду на любую работу, ка какую ты велишь. Довольна, что ли?
— Я тогда буду довольна, когда ты это сделаешь.
— Ну вот тебе честное слово, Фани.
Фания поняла, что раз Джек положил лишнюю пару белья, значит — меньше двух недель не проездит. Он всегда говорил о каких-то сложных маршрутах, по которым обязательно нужно ехать, об окончательных расчетах со старыми поставщиками; вероятно, одной недели ему действительно было мало. Она больше ничего не сказала и, убрав со стола, легла спать.
Уложившись, Бунте вошел в уборную. Защелкнул задвижку, прислушался, не встала ли Фания, после чего перегнулся через унитаз и из укромного уголка позади вытяжной трубы, куда никогда не доставала ни половая тряпка, ни щетка, вытащил коричневый бумажный сверток: это был его тайный «банк». Он развернул толстую бумагу и осторожно пересчитал деньги. Всего было сорок пять тысяч рублей. Маленький особнячок в Межа-парке был почти что в руках. Бунте как наяву видел и трубу, и красивую шиферную крышу, и окна в национальном стиле, а в одном окне — улыбающееся лицо Дзидры.
«И ты меня будешь ругать за это, Фани? — думал он, с удовольствием перебирая приятно шуршащие денежные знаки. — Ни за что не поверю… Как еще расцелуешь!..»
Наглядевшись на свои капиталы, Бунте заботливо завернул деньги в бумагу и спрятал на прежнее место.
Рано утром он сел на мотоцикл и поехал по Псковскому шоссе в северную часть Видземе.
А Фания, проводив Дзидру в школу, отправилась в город по одному давно задуманному ею делу.
Она пошла в трест, к Жубуру, и через секретаря попросила принять ее.
— Я хочу работать, товарищ Жубур, — сказала Фания. — Может быть, вы мне поможете поступить на какую-нибудь маленькую должность. Я буду благодарна за любую работу, которую мне доверят.
Жубур, подумав немного, позвонил начальнику отдела кадров треста.
Через несколько дней Фания уже работала на одном из предприятий треста счетоводом.
У Бунте во многих местах были «свои люди». У них он останавливался и хранил свой груз, от них, как летчик с авианосца, отправлялся в разведку по хуторам, и не наудачу, а снабженный самой точной информацией: он всегда знал, в каком доме что приберегли для рынка и какими покупками больше всего интересуются хозяин, его жена и взрослые дети. Бунте, как коробейник, появлялся в самый нужный момент, запросто здоровался со всеми домашними и, не торопясь, устраивал свои дела.