Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки
Шрифт:
— Вот, значит, кто ещё ночью-то не спит, не дремлет, — сказал себе охотник, — кто на коряге стоял — не двигался, малых погонышей подстерегал! Как тут не сбиться со счёту: четырёх катышков подряд склевала, прорва какая! Злодейка!
И потащил домой квакву — ночную цаплю — за голенастые ноги:; дома чучело из неё набить, — в школу подарить.
ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ
Тихо в комнате. Отец с утра сел за стол. Пишет. Вдруг распахнулась
— Мама ушла. Мне одной скучно. Можно, я буду у тебя играть?
— Хорошо. Только тихо. Садись вон у окна. И не мешай мне. Взяла стул, взобралась на него с ногами и рассматривает книжку
с картинками. Но книжка старая, давно знакомые картинки. Из раскрытого окна виден берег реки, опушка леса.
Книжка летит на пол. Дочь уже на подоконнике.
— Пчичку вижу, — говорит она через минуту тихонечко, будто про себя.
— Птичку, — поправляет отец, не поднимая головы от бумаги. — Какую птичку?
— Да просто птичка маленькая.
— Просто птичек не бывает.
— Нет, бывают. Вот такие.
— Какого цвета?
— Какого… Птичьего цвета: серенькая да беленькая. В реке на камушке сидит. И ещё другая. По берегу бежит. Смотри, смотри, кланяется. А та ей с камушка хвостиком кивает.
— Мне отсюда не видно. А другая какого цвета?
— Песочненького. И с галстучком.
— Песочного цвета, с чёрным галстуком и кланяется, — это зуёк. А та, на камушке, хвостом кивает, — это плиска, трясогузка. У каждой птицы своё имя.
— Я знаю. Вон сорока-белобока из леса вылетела, по земле скачет. Хвостатая какая. Отчего такой хвост?
— Ну, как — отчего? Что ты спрашиваешь?
— Не знаешь? А отчего зуёк кланяется, а плиска хвостиком кивает? Это они здороваются?
— Какие пустяки! Разве птицы здороваются?
— А вон ещё птицы. Белые, белые! Большие.
— Ну, чайки.
— Да, да… Они рыбку из воды клюют. А зачем они белые?
— Какие глупые вопросы! Я сказал тебе: мне не мешай. А ты всё время со мной разговариваешь. Ступай отсюда. Займись своими игрушками. Ступай, ступай, нечего!
Дочь надула губки, всхлипнула. Но ослушаться не посмела — ушла.
Отец вдруг положил перо. Посмотрел в окно и крепко задумался. А вечером, когда дочь пришла поцеловать его на ночь, он сказал ей:
— Ты прости меня, пожалуйста, что я утром назвал твои вопросы глупыми. Они совсем не глупые. Я подумал — и теперь могу тебе рассказать три сказки.
— Расскажи, расскажи! — обрадовалась дочь.
И она ловко вскарабкалась к нему на колени.
Отчего у сороки такой хвост
— Первая сказка, — сказал отец. — Жила-была птица. Спросишь, какая? Да никакая. Просто птица, и всё тут. У неё имени не было, одно названье — птица. И жила она знаешь где? У человека в голове. Один раз человек открыл рот, хотел зевнуть. Она — порх! — и вылетела.
Смотрит, — день весенний, весёлый. Небо голубое-голубое, на нём солнце, белые облака. Простору сколько!
Внизу стоит лес — кудрявый, густой, тенистый! Уютный такой. А ниже леса — река. Вода бежит, блещет, по берегам кусточки зелёные, песок золотой горит.
«Ах! — думает птичка. — Красота какая! Весело как!»
Весело-то весело, а кушать надо.
Видит: мухи, комары кругом летают.
Замахала крылышками, погналась за ними. А крылышки у неё ни длинны, ни коротки, ни круглы, ни остры — средненькие.
Машет крылышками — за мухами, комарами гоняется, а поймать не может.
Вдруг мчится стриж. Вперёд пронёсся, круг дал, да назад, да вниз, да вверх, вправо, влево — да всех мух, комаров и переловил.
— Вот, — говорит, — как летать надо, чтобы мух, комаров ловить. Вот какие крылья для этого надо, видела?
Посмотрела птица, — у него крылья длинные-длинные. Сложит их, — под ними и хвоста не видно. Узкие крылья, острые, как кривые ножницы, если их растопырить.
«Ну, так и в лес полечу, — думает птица. — Там себе что-нибудь промыслю».
Прилетела в лес, а там — чаща. Крылья за ветки задевают, хвост поворачивать не успевает.
А хвост у неё ни длинен, ни короток, ни широк, ни узенький — средненький.
Выскочила из чащи сорока, хохочет:
— Да разве с таким хвостом в лесу летать? Тут во какой хвост надо, видела?
И подняла свой хвост. А хвост у сороки длиннее самой сороки.
— Крылышки тебе поменьше бы надо, покруглей, а хвоста прибавить, чтобы верть — и повернула, верть — и в другую сторону. В чаще-то всё так.
Дёрнула хвостом — и нет её.
«Ну, — думает птица, — значит, на реку мне лететь надо. Там промыслю».
И полетела.
Тут первой сказке конец, а тебе ответ, — отчего у сороки такой хвост.
Кому зуёк кланяется, а плиска хвостом кивает
— Вторая сказка, — говорит отец. — Прилетела птица на реку. Села на обрыв и видит: по песку, у самой волны, бегает зуёк. Побежит-побежит и станет. А станет, — сейчас кланяться начнёт. И кланяется, и кланяется.
А на камушке в воде сидит тоненькая плиска. И всё хвостиком кивает, всё кивает хвостиком.
Птица думает:
«Кому это они кланяются? Уж не мне ли?»
Вдруг — жжип! — со свистом пронёсся над ней чеглок-соколок. И пропал.
Зуёк и плиска кричат птице: