Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
– Да нет, ничего, – промямлил он. – Ты очень деловая.
– Такая вот тебе попалась.
Его много в ней смущало. И, как ни странно, еще больше – притягивало.
– Сколько у тебя было до меня? – тусклым голосом спросил он.
– Посмотри на меня, я красивая, молодая – сейчас люблю тебя – разве этого мало?
Да. Она была красива. Она была породиста. Его всегда манили такие женщины.
…Дней через десять Кирилл начал собираться домой.
– Ты от меня уезжаешь! – неподдельно обиженно воскликнула она, и Кирилл почувствовал
Когда же, наконец, он сказал ей об этом, явно смущаясь, больше боясь почему-то, что она сейчас примет его за беглеца, она решила этот вопрос просто.
– У меня есть деньги. Нам есть на что здесь жить вместе хоть месяц. Месяц в Сочи – это неплохо, а?
– Как так? – удивился он.
– Я дам тебе их. Сколько: двести, триста?
Он был растерян:
– Я не могу у тебя брать деньги, это черт знает что.
– Возьми в долг. Потом отдашь, хочешь, с процентами, – она весело расхохоталась, – оба выиграем.
– Когда отдам? – удивился он. – Где?
Логика ее рассуждений была, что называется, железная:
– Ну, у тебя же будет время! Когда мы поженимся.
– Что? – выдохнул Кирилл. – Ты, наверное, забыла, я тебе говорил, что собираюсь стать писателем, подготовил рукопись стихов. На следующий год буду поступать в Литературный институт.
– Ну и зачем?
– Чтобы стать писателем.
– Миленький мой, жить надо. Жить. А уж потом писать, глупенький ты мой. Узнать жизнь, женщин, увидеть мир – это же главнее всего.
– Ты так уверенно говоришь об этом, – удивился он.
– Потому что не хочу становиться писателем, во-первых, у меня нет таланта, во-вторых, это скучно. Миленький, поступишь на дневное отделение – ни денег, ни жилья нормального. Через пять лет выпустишь маленькую книжечку стихов: жены, то есть меня, у тебя нет, детей нет, будущее призрачно.
«Боже мой, безденежье и неопределенность однажды уберегли меня от женитьбы, а теперь те же доводы приводятся, но за женитьбу», – думал он.
А Светлана продолжала:
– У меня подруга кончила Литинститут, правда, заочно. Ну и что? Литсотрудник в заводской многотиражке. Гениально! И книжки еще нет своей.
…Оставшись у нее ночевать, он ночью написал для нее стихотворение, назвав его «Встреча в Сочи».
Все начиналось так, между прочим…Куда ж несерьезность моя подевалась —Нас тешило море, нас тешил Сочи,Не тешило время нас, время – мчалось.День предыдущий и день настоящий,Снабдившие солнцем меня про запас,Кажутся мне кораблем уходящим,Кораблем, уносящим частичку нас.Светит ли солнце, хмурится небо ли —Кто мы, откуда? Какого мы племени?Приходят, уходят – тают в небылиДни корабля в океане времени.– Какой ты молодец! Умелый, опытный конспиратор! Я не предполагала. Ты, наверное, опасный сердцеед, только прикидываешься теленочком.
– Почему? – удивился он такой неожиданной оценке.
– Все про нас и нигде нет ни моего, ни твоего имени. Ты так осторожен?
– Я об этом совсем не думал, – обескуражено проговорил он. – Ты на все смотришь по-своему.
– Какой же ты у меня ребеночек, ну какой же из тебя сейчас писатель. Писатели – народ матерый и бывалый.
В одну из их встреч, когда они вышли из гостиницы и направились на пляж, она спросила:
– Как ты оказался на заводе?
– Не понял.
– Ну ты же не технарь, ты – гуманитарий.
– Я, скорее всего, пролетарий. И ты убедишься в этом, если действительно приедешь ко мне. У меня общежитие, завод и больше ничего нет. Да больная мама, – добавил он задумчиво.
Она, казалось, его не слышала.
– Зато ты мне очень нравишься!
В другой раз, утром, когда он, отлепившись от нее после сна, потихоньку, чтобы не разбудить, встал и подошел к окну, она неожиданно сказала:
– Ты не думай, что я нехорошая. Я – хорошая! – при этих словах глаза ее повлажнели. – У меня, кроме мужа, никого не было. Правда, был один, но он ближе, чем на полметра, ко мне не приближался. Любил и боялся меня. Такой вот был. Может быть, ему и цены не было бы. Но я была совсем равнодушна к нему. А с тобой у меня все непроизвольно. Я нашла тебя. Ты – мой мужчина.
– Ну и ну, – мотнул он головой, отходя от окна.
– Что «ну и ну»? – Она уже сидела на кровати, обхватив руками коленки.
– Складно все, как в кино. Красиво, а по сути ты врываешься в мою жизнь.
– Вот тебе!
И она запустила в него подушкой, вместе с ней в него полетели и ее, с белыми кружавчиками, светлые трусики.
Поднимая их с пола, она вздохнула:
– Вот она, проза жизни!
– Ты бесподобна, – вырвалось у него.
– Я знаю, – воинственно выкликнула она и бросилась на Касторгина.
Через минуту они боролись уже в постели. Она визжала и делала вид, что вырывается… Светлана не хотела ему уступать, желая все делать сама.
– Я хочу забеременеть от тебя, а на дальнейшее мне наплевать, можешь и не жениться на мне, – шептала она разгоряченно.
– Я не женюсь на тебе и буду негодяй?
– И все равно ты будешь годяй. Ты всегда будешь для меня годяй, потому что ты редкий, штучный экземпляр.
Улетал Касторгин из Сочи первым. Провожала она его с огромным букетом красных роз. А через неделю сообщила телеграммой: «Еду насовсем, встречай, подробности телефоном десятого вечером, если против – телеграфируй».