Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
— Тогда пусть ваше знамя развевается на носу, а мое на корме. В качестве передового охранения я даю вам ваших собственных сорок человек и сорок лучников. А еще сорок человек да мои ратники и оруженосцы будут охранять корму. Десять лучников с тридцатью матросами под началом шкипера пусть находятся на шкафуте, десять будут лежать наготове с камнями и арбалетами. Одобряете такой план?
— Хорошо, клянусь, очень хорошо! Но вот несут мои доспехи, и мне придется потрудиться, — я уже не смогу просто скользнуть в них, как бывало, когда впервые взглянул в лицо войне.
Тем временем во всех частях большого корабля люди суетились и готовились к военным действиям. Лучники стояли группами на палубах, натягивая
— Держитесь, мои золотые ребятки, — говорил старый лучник, переходя от кучки к кучке, — клянусь эфесом, нынче нам должно повезти. Не забывайте поговорку Белого отряда.
— Какая же это поговорка, Эйлвард? — крикнуло несколько человек; они слушали, опираясь на свои луки, и посмеивались.
— Один старый лучник говаривал: «Каждый лук туго согнуть. Каждая стрела, чтоб в цель пошла. Каждая тетива натянута крепко. Каждая стрела пусть летит метко!» И если у лучника на уме эта поговорка, на левой руке нарукавник, перчатка для стрельбы на правой и за поясом воску на фартинг, — чего еще может он пожелать?
— Было бы неплохо, — заметил Хордл Джон, — если бы у него за поясом было и на четыре фартинга вина.
— Сначала труд, вино потом, mon camarade, однако нам пора занять свои места: мне кажется, вон там, между скалами Нидл и ущельями Элум, я вижу самые верхушки мачт на их судах. Хьюетт, Кук, Джонсон, Каннингем, ваши люди будут охранять корму. Торнбери, Уолтере, Хэкетт, Бэддлсмир, вы с сэром Оливером на полубаке. Саймон, ты останешься при знамени сэра Найджела, а десять человек должны пройти на нос.
Спокойно и быстро люди разошлись по местам; они легли плашмя на палубу, ибо так приказал сэр Найджел. В носовой части было укреплено копье сэра Оливера с его гербом — кабаньей головой на золотом поле. На корме стоял Черный Саймон со знаменем рода Лорингов. На шкафуте находились саутгемптонские моряки, волосатые и смуглые; они скинули куртки, затянули пояса и держали в руках мечи, колотушки и топоры. Их вожак Гудвин Хаутейн на корме разговаривал с сэром Найджелом, время от времени поглядывая то на раздувшийся парус, то на двух матросов, державших румпель.
— Передайте приказ, — сказал сэр Найджел, — чтобы ни один человек не брался за оружие и не натягивал тетивы, пока мой трубач не подаст сигнал. Хорошо бы нам сделать вид, что это — торговое судно из Саутгемптона, и притвориться, будто мы испугались и бежим от них.
— Мы скоро их увидим, — заявил старший шкипер. — Ого, разве я не прав? Вон они притаились в гавани Фрэшуотер, эти водяные змеи. Обратите внимание на дым в том месте, где они совершили свое черное дело! Смотрите, как их лодки спешат отойти от берега! Они нас увидели и созывают людей на борт. А вот они поднимают якорь. Кишат на палубе, словно муравьи! Они действуют, как опытные моряки. Достойный лорд, они не так глупы. Боюсь, что мы задумали больше, чем сможем выполнить. Каждое из их судов — галеас, притом из самых больших и быстроходных.
— Хотел бы я иметь ваши глаза, — отозвался сэр Найджел и прищурился, всматриваясь в пиратские суда. — Как видно, это отличные корабли, и мы получим большое удовольствие от встречи с ними. Хорошо бы сообщить людям, что сегодня мы не будем ни давать пощады, ни ждать пощады. Нет ли у вас случайно на этом судне священника или монаха, мистер Хаутейн?
— Нет, достойный лорд.
— Для моего отряда это не так уж важно, — все они перед отъездом из замка Туинхэм исповедались и причастились, и отец Христофор из аббатства дал мне слово, что они равно подготовлены и для того света и для Гаскони. Но меня берет сомнение относительно этих винчестерцев,
68
«Отче наш», «Богородице, дево, радуйся», «Верую» (лат.).
Звякнув оружием, грубые лучники и матросы опустились на колени, склонили головы, сложили руки и стали слушать хриплое бормотание своих командиров. Странной казалась внезапная тишина; вдруг стали громче и хлюпанье воды, и шорох паруса, и скрип шпангоутов. Многие лучники вытащили из-за пазухи амулеты и реликвии, и тот, у кого этих священных сокровищ оказалось больше обычного, передавал их по рядам товарищей, чтобы каждый мог приложиться и воспользоваться плодами благочестия.
Желтый корабль уже вырвался из тесных вод Солента и теперь нырял и приподнимался на пологих волнах пролива. С востока дул свежий ветер, порой даже резкий; и тогда большой парус туго надувался и клонил судно, пока вода не начинала шипеть под самым фальшбортом. Неуклюжее и широкое, оно переползало с волны на волну, погружая свой закругленный нос в синие валы, и пена белыми комьями летела на палубы. За кормой видны были темные силуэты галеасов, они уже подняли паруса и мчались в погоню из гавани Фрэшуотер, а двойной ряд весел давал им преимущество, благодаря которому они могли догнать любое судно, шедшее только под парусами. Высоким и неприступным казался английский корабль; а длинные черные и быстрые пиратские галеасы походили на двух тощих волков, заметивших царственного оленя, который ничего не подозревая, проходит мимо их лесного логова.
— Может быть, мы повернем, достойный лорд? Или все-таки пойдем дальше? — спросил шкипер, глядя с тревогой назад.
— Нет, мы должны двигаться вперед и притворяться беззащитным купеческим судном.
— А как же ваши знамена? Негодяи увидят, что у нас на борту два рыцаря.
— Но опускать свое знамя не делает чести настоящему рыцарю и не способствует его славе. Пусть знамена остаются: пираты подумают, что это корабль с грузом вина идет в Гасконь или что мы везем шерсть какого-нибудь торговца сукнами и шелком из Стэпла. Ma foi! Они идут весьма быстро. Они несутся на нас, как два ястреба на цаплю. Не видно ли на их парусах какого-нибудь символа или девиза?
— На том, справа, как будто виднеется голова эфиопа, — сказал Аллейн.
— Это знак Черной Головы, нормандца! — воскликнул один из матросов. — Я видел его и раньше, когда он ограбил нас в Уинчелси. Сам он удивительно крупный и сильный человек, и в нем нет жалости ни к женщине, ни к животному. Говорят, у него силы за шестерых; и уж, наверно, грехов на душе тоже за шестерых. А посмотрите: вон бедняги, которые повешены на их нок-реях!
Действительно, на каждом конце рея висела темная человеческая фигура, раскачиваясь и подскакивая при каждом подъеме судна на волну и при каждом спуске.
— Клянусь апостолом, — сказал сэр Найджел, — я надеюсь, что с помощью святого Георгия и пресвятой Девы наш черноголовый друг всего через несколько часов повиснет сам, и очень буду удивлен, если этого не случится. Но что это на другом галеасе?
— Это генуэзский алый крест. Капитан, по прозванию «Борода-лопатой», очень известный моряк, и он хвастает, что нет на свете матросов и лучников, которые могли бы соперничать с теми, кто служит дожу Бокканегра.
— А это мы проверим, — вставил Гудвин Хаутейн, — но было бы хорошо до того, как они подойдут к нам вплотную, поднять заслоны для защиты от их стрел.