Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
… Рассказывал мне один наш молодой ориенталист, что чудесно стали писать арабы. Начинается эпоха молодых литератур, литературы первых книг, первых имен, первых тем. Замечательное время. Казалось, что может быть величественнее дней Октября? Но каждый год давал новые и новые меры величия, и я уж не знаю, какие гигантские перспективы ждут нас завтра, но они будут непременно. Твое намерение дать вторую серию «Мы из Кронштадта» — правильно. Именно это! И поскорее!
Плюнь на атмосферу в М[инистерст]ве кино, пиши! Их завтра повыгонят, а нам придется работать все
Джигурда кончает «Подземный госпиталь», переработала старые записи очень хорошо, почти умело. В феврале пошлю их тебе. Как ты посоветуешь, стоит ставить вопрос о ее принятии в ССП? Пройдет дело?
Сейчас я гипнотизирую Героя С. С. Проценко, славу и гордость Черного моря… Обещает написать о делах войны. Парень с головой, может дать вещь, подобную Вершигорской.
С нетерпением жду кутузовского N-pa. Как-никак, а все-таки крымский деятель. Может быть, даже стоит издать в «Крымиздате»?
Как считаешь?
Приветствуй ССП.
Сердечно кланяемся Софье Касьяновне. Ждем по весне!
Твой П. Павленко
[Февраль 1948]
Дорогой Всеволод!
Письмам твоим так рад, что они никогда не бывают для меня длинными, а всегда обидно короткими.
Очень хорошо, если соберешься на Черное море весною. Поездим, поглядим людей, научно выпьем вина, потолкуем о жизни.
Вуль мне писал, что ты обещал помочь с нашей идеей об истории Севастополя через Шикина. Не лучше ли поставить сию проблему в целом перед Шикиным? М[ожет] б[ыть], напишем мы ему из Крыма, а ты поддержишь через Военную К[оми]ссию?
Подумай.
Не хочется бросать дела интересного и нужного. Недавно С. И. Вашенцев писал, что решили пускать вещь.
Азарх, не ожидая конца. Ой! Не стоит! Можно этой спешкой завалить тему.
Очерк о «Литературном] Крыме» напишу. Спасибо, что подсказал.
И. Козлов работает, как молодой, жмет к марту о подпольщиках-севастопольцах.
Очень мне хотелось бы напечатать в «Знамени» своих молодых поэтов. Пишут они не хуже большинства московских, а сами хорошие парни.
Не знаю, что тебя толкнуло на архивы 39 года, а я на днях тоже вспомнил те наивные времена, довоенные, найдя как-то огрызки воззваний к финнам. Хорошее было время!
Эх, как погибает у нас тема «Писатель и война». Как мало мы написали о покойных товарищах. Почти ничего о Диковском, совсем ничего о Ставском, ерунду о Б. Левине. Немножко «повезло» Крымову да Гайдару.
Я — грешный человек — тоже виноват. Обещал написать о Левине-Диковском, да так и не сделал. Ну, и все так.
Не помнишь ли ты, печаталась где-нибудь или нет последняя вещь Лапина-Хацревина «Военный корреспондент»? М[ожет] б[ыть], стоит ее пересмотреть? Я слышал от кого-то, что она чрезвычайно] интересна.
Где твоя книжка об Исакове? Хочу прочесть.
Вообще, должен тебе сказать, ужасно хочется работать и даже — не только писать, а вообще что-то строить, организовывать, двигать. Мне кажется, сейчас нужен Маяковский в прозе. Взять
Проведи, Всеволод, писат[ельскую] анкету в связи со 100-летним юбилеем «Коммунистического] манифеста»! Кто и как думает на сей счет хоть в публицистике? Я бы написал «Европа спустя 5 лет». Вымазал бы всю лейбористскую л[итерату]ру… и воззвал бы к небу — дай Маяковского.
Нельзя ли завести в «Знамени» отдельчик «Письма писателям». Прикрывшись псевдонимом, а м[ожет] б[ыть], и не прикрывшись, я бы рискнул в качестве читателя обратиться с рядом вопросов к Вс. Иванову, Л. Леонову, М. Слонимскому, К. Федину — где они и что они?
Если надо, я организую чудное и правдивое письмо от настоящих читателей — без подделки! Давай вызовем всех на разговор о коммунизме, спокойно, без драки, без поножовщины, а вот так, как в письмах друг к другу.
Я страшно люблю публицистику, но боюсь, что я в ней — неуч, самоучка, а то бы давно не удержался. Надо бы поразговаривать и с зарубежными. Хорошо бы послушать их самих, да и сразиться с ними при случае.
Да, ты прав, прав — нужны масштабы и голос «во весь голос». Надоело говорить «по-чеховски» в треть глотки. Пришло время — крикнуть. Заметь, что осенью не было произведения более популярного, чем речи Вышинского. Они нравились народу не только тем, что справедливы, но еще и тем, что задиристы. Народ наш хочет говорить о мире языком прокурора и судьи в одно и то же время.
Чорт его знает, сил ли мало, смелости ли не хватает, а вот говорить — говорю, а сам тоже не крикну, а ведь чувствую, что самое время петь «басом».
Ну, ладно! Так и письма никогда не кончишь.
Попадалась ли тебе книга «Гнев в Бирме»? Пробеги. Занятна и многое объясняет в Китае.
Крепко жму руку.
Всей семьей приветствуем тебя и Софью Касьяновну.
П. Павленко.
19.2.48
Дорогой Всеволод!
Я виноват, виноват перед тобою, что не пишу, но чорт его знает — здоровье.
За восемнадцать дней я начирикал пьесу, не инсценировку, а пьесу — и уже ползаю на карачках. А тут еще эти проклятые очерки не дают покоя, неохота ведь [сесть] в лужу. Я между прочим тиснул их неосторожно в своем Крымском Альманахе, тиснул по бедности здешней — нечего было больше давать, а теперь каюсь.
Затем начал было подсказанную тобой тему — Литературный Крым, о том, как создаются творческие коллективы…
А тут подоспело решение ЦК, хочется что-то сказать и по этому поводу… А на носу областная партконференция, где хочу выступить и раздолбать нашу обл[астную] газету и политпросветучреждения…
А тут потекла крыша, ворота украли, два дня искал, пока обнаружил…
А тут комсомольцы затеяли кампанию по озеленению, и я врезался в их дело и с хода оказался в президиуме какой-то ударной к[оми]ссии…