Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
Его преследователи теперь уже почти скрылись вдали, и между молодыми людьми завязалась беседа, — он был полон благодарности и хвастлив, она же, глядя на него сияющими глазами, торопливо поддакивала, почти не понимая его слов, а лишь следя за выражением лица. Сью казалась сейчас совсем девочкой. Нам, однако, нет нужды знать, как именно он объяснил ей свое положение, как, рисуясь, рассказал о выпавших на его долю невзгодах и о многочисленных своих доблестях, тем более что Сью почти ничего не поняла. С нее было довольно того, что она встретила его, единственного в мире, и защищала его теперь от всего мира! Нежданный-негаданный дар судьбы, он стал для нее всем: другом, которого у нее не было в детстве, возлюбленным, о котором она никогда не мечтала, даже ребенком, которого жаждала ее женская душа. Когда она не улавливала смысла в его бессвязном хвастовстве, то винила в этом только себя; его невежественное бахвальство
Было душно. От нагретой солнцем крыши шел запах сосновой смолы; сено сладко благоухало клевером. Потянул ветерок, солнце садилось, однако, увлеченные разговором, они этого не заметили. Но вот женское чутье вдруг заставило Сью сказать: «Мне пора», — и этим она бессознательно ускорила события. Ибо не успела она встать, как он схватил ее за руку, потом обнял за талию, стараясь запрокинуть ей голову, которую она упорно опускала, словно хотела зарыться лицом в сено. После непродолжительной борьбы Сью вдруг как-то сразу покорилась, и они поцеловались так страстно, словно томились друг по другу много долгих дней, а не минут.
— Эй, Сью! Куда ты пропала?
Они только теперь поняли, что уже совсем стемнело и мистер Бизли возвратился домой. Испуганный беглец так грубо оттолкнул от себя женщину, что ее охватило возмущение, на миг затмившее растерянность и стыд; сама она ничуть не испугалась; пожелай он этого — и она гордо, без страха встретила бы в его объятиях мужа. Но, к удивлению своего возлюбленного, она ответила спокойным, ровным голосом:
— Я здесь! Сейчас спущусь.
И как ни в чем не бывало направилась к лестнице. Глянув вниз и увидев, что муж и шериф стоят возле сарая, она тут же вернулась, и, приложив палец к губам, знаком велела беглецу снова спрятаться в сено, и уже повернулась было, чтобы уйти, но он, по-видимому, пристыженный ее хладнокровием, крепко сжал ее руку и шепнул:
— Приходи опять ночью, милая… ладно?
Она поколебалась, потом снова поднесла палец к губам, высвободилась и соскользнула с лестницы.
— Я вижу, ты себя не больно тут утруждала, — брюзгливо проговорил Айра. — Белянка и Рыжуха до сих пор некормленые бродят по двору.
— На сеновал нельзя было залезть, — твердо сказала миссис Бизли, — хохлатка, оказывается, вовсе не потерялась, а высиживает там цыплят, и ее лучше не трогать. Придется тебе нынче взять сено из стога. И раз уж вы, — лукаво добавила она, покосившись на шерифа, — тоже не бог весть сколько наработали, вам будет в самый раз сходить за кормом для коров.
Расторопная Сью ловко распределила обязанности между тремя мужчинами, и с работой разделались быстро, тем более что шерифу никак не удавалось полюбезничать наедине с миссис Бизли. Сью сама заперла дверь сарая и уже по дороге к дому узнала из разговора шедших позади мужчин, что шериф решил прекратить погоню и они с констеблем намереваются переночевать у них сегодня на полу в кухне, постелив себе соломы, а на рассвете уедут. Угрюмость мистера Бизли сменилась выражением унылой покорности, и он лишь изредка настороженно поглядывал на жену, а миссис Бизли становилась все оживленнее. Но ей пришлось уйти на кухню готовить ужин, и мистер Бизли вздохнул с облегчением. Когда же ужин был готов, Айра попытался найти забвение, поминутно прикладываясь к виски; миссис Бизли любезно открыла новую бутыль и весьма усердно потчевала гостей в притворном раскаянии за свою давешнюю негостеприимность.
— Теперь, когда я вижу, что вы пришли не только из-за виски, я покажу вам, что Сью Бизли утрет нос любому трактирщику, — заявила она.
Засучив рукава и обнажив свои красивые руки, Сью смешала коктейль, так мило подражая ловким ухваткам заправского трактирщика, что гости ошалели от восторга. Юная жизнерадостность, заглушенная пятью годами домашних забот, но все же непогасшая, вдруг ярко вспыхнула и поразила даже Айру. Он и забыл, что жена его еще совсем девочка. И только раз, когда она мельком взглянула на плохонькие часы, стоявшие на камине, Айра заметил в ней еще одну перемену, тем более разительную, что она никак не вязалась с этой вспышкой детского веселья. Он увидел совсем иное лицо — замкнутое, сосредоточенное лицо внезапно повзрослевшей женщины, и сердце его сжалось от тревоги. Не его, а какая-то
Но когда Сью, пожаловавшись на усталость и даже кокетливо сославшись на то, что якобы пригубила виски, рано ушла спать, у Айры снова отлегло от сердца. Вскоре шериф, которому общество унылого хозяина не доставляло никакого удовольствия, постелил возле кухонной печи одеяла, принесенные миссис Бизли, и улегся спать. Констебль последовал его примеру. Через некоторое время в доме воцарилась сонная тишина, и только Айра все еще сидел перед гаснущим камином, понурив голову и вцепившись пальцами в ручки кресла.
Его болезненное воображение разыгралось, а ум, не привыкший к размышлениям, то начинал работать с лихорадочной быстротой, то погружался в оцепенение. Здравый смысл, которым всегда руководствовался Айра, говорил ему, что шериф поутру уедет, а в поведении Сью нет ничего особенного и ее внезапная страсть к кокетству пройдет с той же легкостью, с какой пришла. Но тут ему вспомнилось, что в пору его недолгого сватовства он не замечал этого за Сью — никогда прежде она не бывала такой. Если это и есть любовь, так значит Сью не знала ее раньше, а если это то, что мужчины зовут «бабьими штучками», так почему же она не прибегала к ним прежде, когда встретилась с ним, раз они так неотразимы. Айра вспомнил свою убогую свадьбу, невесту, которая вошла в его дом без трепета, смущения, надежд. Вела ли бы она себя так же, окажись на его месте другой, скажем, шериф, из-за которого так оживилось и разрумянилось ее лицо? Что за этим кроется? Так ли живут другие супруги? Вот, например, Уэстоны, их соседи, — похожа ли миссис Уэстон на Сью? И тут он вспомнил, что миссис Уэстон убежала в свое время с мистером Уэстоном из родительского дома. Это был так называемый «брак по любви». А захотела бы Сью бежать из дому с Айрой? Хочется ли ей сейчас убежать вместе с…
Свеча уже совсем оплыла, когда он яростно вскочил, охваченный внезапным гневом. Он снова хлебнул виски, но ему показалось, что он пьет воду; огонь куда более жаркий сжигал его. Пора было ложиться спать. Однако на Айру вдруг нашла какая-то непонятная робость. Ему вспомнилось странное выражение на лице жены. Почему-то у него возникло такое чувство, что из-за случайного гостя, заночевавшего у них в доме, он, Айра, не только стал чужим своей жене, но и не смеет даже войти к ней в спальню. Айре надо было пройти мимо открытой кухонной двери. Голова спящего шерифа была теперь у самых носков его тяжелых сапог. Стоило Айре приподнять ногу — и он мог раздавить эту румяную, красивую, самодовольную рожу. Айра быстро прошел мимо двери и начал подниматься по скрипучим ступенькам. Сью тихо лежала на краю кровати и, видимо, спала — ее распущенные, пышные волосы почти скрывали лицо. Айра обрадовался, что она уснула; невесть откуда взявшаяся робость завладевала им все больше, и он не мог бы заговорить с женой, а если заговорил бы, то только для того, чтобы выложить ей все смутные и ужасные подозрения, которые терзали его. Он потихоньку пробрался к другому краю кровати и начал раздеваться. Сняв сапоги и носки, он невольно взглянул на свои босые, искривленные ноги. Потом перевел взгляд на беспалую руку, встал, прихрамывая, подошел к зеркалу и начал рассматривать свое уродливое ухо. А сколько раз видела его уродство она, эта стройная женщина, спавшая здесь, рядом. Она, конечно, знала все эти годы, что муж у нее не такой, как все… как этот шериф, в щегольских сапогах со шпорами и с непомерно большим бриллиантом на пухлом мизинце. Айру прошиб холодный пот. Он снова натянул носки, потом, приподняв верхнее одеяло, забрался под него полуодетый, а уголком закутал свою искалеченную руку, чтобы скрыть ее от глаз. Туман застилал ему глаза, щеки и ресницы были влажны, должно быть, это виски «полезло наружу».
Его жена лежала неподвижно; казалось, она не дышит. А что если она и вправду перестанет дышать, умрет, как умерла та, прежняя Сью, угловатая девчонка, на которой он когда-то женился, такая знакомая, неиспорченная? Пожалуй, это было бы лучше. Но тут он вдруг представил себе эту новую Сью, с обнаженными белыми руками и смеющимися глазами; как хороша она была, когда подражала трактирщику! Он стал прислушиваться к неторопливому тиканью часов, к случайным звукам, раздававшимся в доме, к тем тяжким вздохам, которые испускала время от времени безлюдная равнина, совсем не похожим на шелест вечернего ветра. Все это он слышал уже не раз, но в тот вечер многое открывалось ему заново. Быть может, оттого, что он неподвижно лежал на спине, или же наконец подействовало виски, но в голове у Айры все смешалось и закружилось в бурном вихре. Он пытался выхватить из него хоть что-нибудь, прислушаться к голосам, которые предупреждали, чтобы он не спал, и вдруг уснул глубоким сном.