Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
— Больше я не скажу ни слова, — резко ответила дама. — Не ваше дело, кто противник. Но знайте, если вы будете тренироваться так, как сегодня, я выгоню вас и найму другого, более серьезного человека. Не думайте, что меня легко обмануть только потому, что я женщина. В боксе я разбираюсь не хуже любого мужчины.
— Это я сразу понял, с первого вашего слова, — сказал Крибб.
— Поняли — и не забывайте. И не ждите новых предупреждений. Если снова провинитесь, найму другого.
— Вы так и не скажете, с кем мне предстоит драться?
— Нет и нет. Можете поверить, вам или любому другому боксеру в Англии потребуются все силы и умение, чтобы с ним справиться, будь вы даже в самой лучшей спортивной форме. Ну, а сейчас немедленно приступайте к тренировке и смотрите, чтобы я вновь не застала вас без дела.
Она смерила обоих здоровяков надменным взглядом, повернулась на каблучках и величественно вышла из комнаты.
Как только захлопнулась дверь, Крибб протяжно свистнул, посмотрел на своего сконфуженного друга и вытер цветным платком лоб.
— Ну, мой мальчик, придется нам теперь заняться всерьез.
— Правильно, — с серьезным видом отозвался Том Спринг. — Придется нам теперь заняться всерьез.
В течение следующих двух недель дама несколько раз неожиданно появлялась в гостинице, чтобы удостовериться, что ее боксер и в самом деле добросовестно готовится к предстоящей схватке. Обычно она появлялась в помещении для тренировок, когда ее меньше всего ждали, но все же ни разу не имела повода обвинить Тома Спринга и его тренера в недостатке рвения. Том, надев перчатки, подолгу колотил мешок, совершал тридцатимильные прогулки, пробегал милю за почтовой каретой, запряженной хорошей лошадью, и без конца прыгал через скакалку. Много пота пришлось ему пролить, пока не наступил день, когда его тренер с гордостью сказал, что он «согнал последнюю унцию жира и может драться не на жизнь, а на смерть».
Лишь единственный раз дама пришла не одна, а в сопровождении какого-то высокого, хорошо сложенного молодого человека с аристократическими манерами. Его можно было бы назвать очень красивым, если бы не изуродованный в результате какого-то несчастного случая нос. Скрестив руки на груди, он задумчиво смотрел на великолепный торс полуобнаженного боксера, работавшего с гантелями.
— Ну как, по-твоему, подойдет? — спросила дама.
Молодой щеголь пожал плечами.
— Не нравится мне вся эта затея, cara mia. Не могу кривить душой и уверять, что нравится.
— Ну как же так, Джордж! Я только этим и живу сейчас.
— Знаешь, это как-то не по-английски. Что-то от средневековой Италии, от Лукреции Борджиа. Женщины одинаково неистовы в любви и в ненависти во все века, но твой способ выражения этих чувств явно устарел для Лондона девятнадцатого столетия.
— Но разве не следует его проучить?
— Да, да! Но, думаю, можно найти другой способ.
— Ты уже испробовал другой способ, а чего добился?
Молодой человек мрачно усмехнулся, отвернул манжету сорочки и взглянул на глубокий рубец на запястье.
— Немногого, что и говорить, — признался он.
— Ты попытался и потерпел неудачу.
— Это верно.
— Так что же остается? Суд?
— Нет, нет, только не это!
— Значит, теперь моя очередь попытаться, и я никому не позволю мне мешать.
— Cara mia! Кто осмелится тебе помешать! Я, во всяком случае, и в мыслях этого не держу. Но и помочь тебе ничем не смогу.
— А я и не прошу твоей помощи.
— Верно, ты способна справиться и одна… А теперь, с твоего позволения, если тебе здесь больше нечего делать, вернемся в Лондон. Сегодня поет Гальдони, и я во что бы то ни стало должен попасть в оперу.
Визитеры уехали: он — легкомысленный и беззаботный, она — с решительным, как у самой Судьбы, лицом.
Наконец наступил день, когда Крибб смог сообщить даме, что Спринг находится в наилучшей форме.
— Не в моих силах сделать больше, сударыня. Сейчас он может драться, если даже призом будет целое королевство. Лучше он уже не будет — лишняя неделя только повредит.
Дама окинула Спринга взглядом знатока.
— Он делает вам честь, — произнесла она. — Сегодня вторник. Он будет драться завтра.
— Прекрасно, сударыня. Куда ему придти?
— Внимательно выслушайте меня. Все должно быть сделано так, как я скажу. Вы, мистер Крибб, приведете его в таверну «Золотой крест» на Чаринг-Кросс в среду к девяти часам утра. Там он сядет в дилижанс, отправляющийся в Брайтон, и сойдет в Танбридж-Уэлсе у таверны «Королевский дуб». Здесь он поест того, что можно есть боксерам перед схваткой. В таверне он будет ждать, пока к нему не подойдет грум в темно-красной ливрее. Грум либо передаст ему все, что нужно, на словах, либо вручит письмо с соответствующими распоряжениями.
— А мне разве нельзя с ним поехать?
— Нет.
— Право, сударыня, ну хотя бы до Танбридж-Уэлса! Войдите в мое положение: готовить-готовить парня, а потом вдруг бросить его в самый решающий момент!
— Ничего не поделаешь. Вы слишком известны. О вашем появлении немедленно узнает весь город и это может сорвать мои планы. О вашей поездке не может быть и речи.
— Что ж, подчиняюсь, но я очень огорчен.
— Мне, наверно, надо захватить с собой боксерские трусы и башмаки с шипами? — поинтересовался Спринг.
— Ни в коем случае! Прошу вас не брать ничего, что могло бы выдать вашу профессию. Наденьте ту же самую одежду, что была на вас при нашей первой встрече. Вы должны выглядеть мастеровым или ремесленником.
На озадаченном лице Тома Крибба появилось выражение полнейшего отчаяния.
— Без секунданта, в обычной одежде, в башмаках… Это же совсем не по правилам! Честное слово, сударыня, я сгораю от стыда, что участвую в таком деле. Какой же бой без секунданта? Просто драка, и ничего больше. Я слишком далеко зашел, чтобы умыть руки, но раскаиваюсь, что впутался в эту историю.