Собрание сочинений
Шрифт:
Да при этом сказала ему, что он и ответить должен, если король его спрашивать станет.
Так мужик и сделал: стал на другое утро ловить рыбу сетью на суше. Когда король мимоездом это увидел, он послал своего скорохода спросить, что этот дурак там делает.
Тот и отвечал: "Разве не видишь - рыбу ловлю". Скороход спросил его "Как же ты ловить можешь, когда тут и воды нет?" Мужик ответил ему: "Коли от двух волов может родиться жеребенок, так и на суше рыбу ловить можно".
Скороход побежал к королю и передал ответ мужика; а тот призвал его к себе и сказал: "Ты это не сам придумал! Кто тебя научил этому, сейчас сознавайся".
Мужик ни за что не хотел сознаться и говорил: "Боже сохрани! Сам от себя я сказал".
Тогда король приказал разложить его на вязке соломы и бить и мучить до тех пор, пока тот не сознался, что научила его королева.
Воротясь домой, король сказал своей жене: "Зачем ты со мной лукавишь? Не хочу я больше иметь тебя женою: миновало твое время, уходи опять туда же, где ты была прежде, в твою мужицкую избу!" Однако же он ей дозволил взять с собою из дворца то, что ей было всего дороже и всего милее - с тем и уйти.
Она покорно отвечала: "Милый супруг, коли ты так приказываешь, то я исполню твою волю", - и обняв его, стала целовать и сказала, что она хочет с ним проститься как следует.
Затем она приказала принести крепкого сонного питья, чтобы выпить с ним на прощанье: король и выпил его залпом, а она только немного отпила.
Вскоре после этого он впал в глубокий сон, и когда она это заметила, то позвала слугу, обернула короля чистою белою простынею и приказала вынести и положить его в повозку, в которой и отвезла его в свою хижину.
Там уложила она его в постель, и он проспал целые сутки, и когда проснулся, стал оглядываться и сказал: "Ах, Боже мой, где же я?" Стал звать своих слуг, но ни один из них не явился на зов.
Наконец пришла к его постели жена и сказала: "Дорогой супруг, вы приказали мне, чтобы я взяла с собою из вашего дворца самое дорогое и милое для меня - я и взяла оттуда вас".
У короля слезы навернулись на глаза, и он сказал: "Милая жена, ты должна быть навеки моею, а я - твоим", - и взял ее опять с собою в королевский замок и приказал вторично себя с нею обвенчать, и с тех пор зажили они припеваючи, да, чай, еще и поныне так же живут.
Лис и гуси
Пришел однажды лис на лужок, где паслось стадо славных жирных гусей, посмеялся и сказал: "Прихожу я словно званый гость, и сидите вы все так славно, рядочком - так я одного за другим могу и перебрать по очереди". Гуси загоготали от страха, повскакали с мест своих и начали стонать и жалобно молить о том, чтобы лис их помиловал. Но тот ничего и слушать не хотел и говорил: "Нет вам помилованья, все вы должны умереть!"
Наконец один гусь собрался с духом и сказал: "Уж если точно суждено нам, бедным гусям, расстаться с нашею молодою жизнью, то уж окажи нам единственную милость и дозволь нам только прочесть одну молитву, дабы мы не умерли во грехе: а прочитав молитву, мы уж сами станем в ряд, чтобы тебе легче было выбирать из нас того, который пожирнее".
– "Ладно, сказал лис, - просьба ваша вполне основательна и притом свидетельствует о вашем благочестии; помолитесь, а я до тех пор подожду". Вот и начал первый гусь длинную-предлинную молитву, и все повторял: "Га-га-га! Га-га-га!" - и так как той молитве и конца не было, то второй гусь не стал ожидать, пока до него дойдет очередь, и сам завел ту же песню: "Га-га-га!"
Третий и четвертый последовали его примеру, и скоро все разом стали гоготать, и когда их молитва окончится, тогда и сказка продолжится, да только в том и беда, что они и теперь все еще гогочут!
Гусятница
Давно уж это было: жила-была на свете старая королева, у которой муж уже умер и осталась одна дочка-красавица. Когда та выросла, то была помолвлена с одним королевичем на чужбине.
Настало время вступать им в супружество; королевна должна была отправиться в иноземное государство, и ее мать-королева дала ей в приданое очень много ценной утвари и украшений, серебра и золота, кубков и всякой казны - одним словом, все, что принадлежало к ее приданому, потому что она очень любила свою дочку.
Кроме всего этого старая королева отдала своей дочери и такую служанку в провожатые, которая должна была с нею вместе ехать и передать ее в руки жениха; каждой из них - и невесте, и камеристке - королева дала по коню.
Конь королевны звался Фалада и умел говорить.
Когда настал час разлуки, мать-королева пошла в свою опочивальню, взяла ножичек и порезала им пальцы, так что кровь из них закапала; на пальцы она наложила тряпочку, накапала на нее три капли крови, отдала дочке и сказала: "Милое дитятко, прибереги эти капли моей крови; они тебе в дороге пригодятся".
Так и распрощались они со слезами; тряпочку королевна спрятала к себе за пазуху, села на коня и пустилась в путь к своему жениху.
После часового переезда королевне очень захотелось пить, и она сказала своей камеристке: "Сойди с коня и зачерпни мне воды из ручья в тот кубок, который ты для меня захватила, мне очень пить хочется".
– "Коли вам пить хочется, - отвечала камеристка, - так вы можете сами сойти с коня, приклониться к воде и пить, а я вам служанкой не намерена быть".
Королевну так мучила жажда, что она сошла с коня, приклонилась к воде ручья и стала пить, и не смела золотым кубком воды зачерпнуть.
Невольно вырвалось у нее восклицание: "Ах, Боже мой!" - а три капельки крови отвечали ей: "Кабы знала это твоя матушка, у ней сердце в груди разорвалось бы!"
Но королевна только запечалилась, не сказала ни слова и снова села на коня.
Так проехали они еще много верст; а день был жаркий, солнце палило, и вскоре жажда стала снова мучить королевну. Проезжая мимо реки, она еще раз позвала камеристку и сказала: "Сойди с коня и дай мне напиться из моего золотого кубка". Она уж на нее сердиться и не думала.
Но камеристка отвечала ей еще горделивее: "Коли хотите пить, ступайте и пейте, а я вашей служанкой быть не намерена".
Тогда сошла королевна с коня от великой жажды, приникла к текучей воде, заплакала и сказала: "Ах, Боже мой!" - а три капельки крови ей опять отвечали: "Кабы знала твоя матушка, у ней сердце в груди разорвалось бы!"
И между тем, как она жадно пила и к воде наклонялась, выпала у нее из-за пазухи в воду тряпочка с тремя капельками крови и понесло ее водою по течению, и она того в волнении своем не приметила...