Собрание сочинений
Шрифт:
Однажды мачеха пошла в свою светелку, и ее хорошенькая дочка пришла к ней и сказала: "Матушка, дай мне яблочко".
– "Изволь, дитятко", - сказала ей мать и дала ей чудесное яблоко из сундука своего; а у сундука-то крышка была тяжелая-претяжелая, и замок у ней большой, железный, с острыми зубцами. "Матушка, - сказала хорошенькая девочка, - ты и братцу тоже дашь яблочко?" Это раздосадовало ее мать, однако же она сдержалась и сказала: "И ему дам, когда он придет из школы".
И как раз в это время увидела из окошка, что пасынок возвращается домой; тут ее словно бес под руку толкнул, она отняла у дочки яблоко и сказала: "И тебе прежде брата не дам". Швырнула яблоко в сундук и закрыла его крышкой.
Когда пасынок вошел в дверь, нечистый наставил ее ласково сказать ему: "Сыночек! Не хочешь ли ты получить от меня яблоко?" А сама посмотрела на него искоса. "Матушка, - сказал мальчик, - что ты это так на меня смотришь? Хорошо, дай мне яблочко!" - "Пойдем со мной, - сказала она и открыла крышку сундука.
– Вот, выбирай любое".
И когда мальчик нагнулся над сундуком, бес и толкни ее под руку р-раз!
– она захлопнула крышку с такою силою, что голова мальчика отскочила от туловища и упала среди румяных яблок. Тут она перепугалась и стала думать: "Как бы мне это с себя свалить?" И вот зашла она в свою комнату, вынула из ящика белый платок, опять приставила голову к туловищу, обвязала мертвому пасынку шею так, что ничего не было заметно, и посадила его на стул перед дверьми, а в руку дала ему яблоко.
Немного спустя пришла дочь к матери в кухню и увидела, что мать стоит перед огнем, а перед нею лохань с горячей водой, в которой она что-то полощет. "Матушка, - сказала дочка, - братец сидит перед дверьми бледныйпребледный и держит в руке яблоко; я было попросила его, чтобы он мне яблочко дал, но он мне ничего не ответил, и мне стало страшно".
– "А ты ступай к нему еще раз, - сказала мать, - и если он тебе ничего не ответит, дай ему по уху". Дочка и точно пошла и сказала: "Братец, дай мне яблочко". Но он ничего не ответил ей. Тогда она ударила его по уху, и голова его свалилась с плеч.
Девочка страшно перепугалась и начала плакать и кричать, и побежала к матери своей. "Ах, матушка, я сбила голову моему братцу!" - и плакала, и плакала, и не могла утешиться. "Доченька, - сказала мать, - что ты наделала? Но теперь-то уж замолчи, чтобы никто этого не знал; ведь теперь уж этого не воротишь! Давай разварим его в студень".
И взяла мачеха своего мертвого пасынка, разрубила его на куски, положила его в лохань и разварила в студень. А дочь ее при этом стояла и плакала, и плакала, и все слезы ее падали в лохань, так что даже и соли в студень не понадобилось класть.
Вот вернулся отец домой, сел за стол и сказал: "А где же мой сын?" А мать принесла на стол большущее блюдо студня, между тем как дочка ее все плакала и плакала, и никак не могла удержаться от слез.
Отец между тем спросил еще раз: "Да где же мой сын?" Мачеха отвечала: "Он ушел в гости к своему деду; там хотел он некоторое время остаться".
– "Да что ему там делать? Ушел, даже и не простился со мной?" - "О, ему очень хотелось туда пойти, и он у меня просил позволения остаться там эту неделю: его ведь все там ласкают".
– "А все же, - сказал отец, - мне очень жаль, что он не простился со мною".
С этими словами он принялся за еду и сказал дочке: "Что ты плачешь? Ведь братец-то твой вернется же!
– потом, обратясь к жене, добавил: Жена! Какое ты мне подала вкусное блюдо! Подбавь-ка мне еще!" И чем более он ел, тем более хотелось ему еще и еще, и он все приговаривал: "Подкладывай больше, пусть ничего на блюде не останется!" И все-то ел, ел, а косточки все под стол метал - и наконец съел все дочиста.
А дочка его достала из комода свой лучший шелковый платочек, сложила в него из-под стола все косточки и хрящики и понесла вон из дома, обливаясь горькими слезами.
Выйдя на средину двора, она положила косточки в платочек под дерево, что там росло, на зеленую травочку, и у ней стало легко на сердце, и слезы ее иссякли.
И увидела она, что дерево вдруг зашевелилось - ветви его стали расходиться и сходиться, словно руки у человека, когда он от радости начинает размахивать руками и хлопать в ладоши.
Затем от дерева отделился как бы легкий туман, а среди тумана блистал и огонь, и из этого-то огня вылетела чудная птица и запела чудную песенку, и высоко-высоко поднялась в воздух.
Когда же она совсем исчезла из виду, тогда и ветви на дереве перестали двигаться, и платок с косточками, что лежал под деревом, пропал бесследно.
А у сестрицы на душе стало так легко и приятно, как если бы братец ее был еще в живых. И она вернулась домой веселая, села за стол и стала есть.
Птица полетела и села на дом золотых дел мастера, и стала петь свою песенку:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь, когда услышал птичку, которая пела на крыше дома, и песенка показалась ему очень привлекательной.
Он поднялся со своего места, и когда сошел сверху вниз, то потерял одну туфлю. Так он и на середину улицы вышел в одной туфле и в одном носке, опоясанный фартуком, с золотой цепью в одной руке, с клещами в другой...
А солнце-то так и светило на улице! Вот он и стал как вкопанный, и давай смотреть на птичку. "Птичка, - сказал он, - как ты славно поешь! Спой-ка мне еще раз свою песенку!" - "Нет, - сказала птичка, - я дважды даром петь не стану. Дай мне эту золотую цепочку, тогда я тебе и еще раз спою мою песенку".
– "Вот, на тебе золотую цепь; только спой мне еще раз".
Тогда подлетела птичка, взяла золотую цепь в правую лапку, села против мастера и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Оттуда полетела птичка к башмачнику, присела к нему на крышу и запела:
Меня мачеха убила;
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,