Приходить к тебе, чтоб сновапросто вслушиваться в голоси сидеть на стуле, сгорбясь,и не говорить ни слова.Приходить, стучаться в двери,замирая, ждать ответа…Если ты узнаешь это,то, наверно, не поверишь,то, конечно, захохочешь, скажешь:«Это ж глупо очень…»Скажешь:«Тоже мне — влюбленный!» —и посмотришь удивленно,и не усидишь на месте.Будет смех звенеть рекою…Ну и ладно. Ну и смейся.Я люблю тебя такою.
Море
В. Гнеушеву
Вздыблено. Возмущено.В отблесках маяковкажется: хочет оновыпрыгнуть из берегов.Как будто ему нипочемреветь и реветь с утра.Гору толкнуло плечом,кажется — рухнет гора!И вот уже на ветру,ахнув, взрываются волны…А я ему ору:«Море!! Давай на полный».Слышишь?! Таким ты нравишься мне, —разлившееся до края земли, —за то,
что несешь на своей спинетысячетонные корабли.За то, что тучи дождями поишь,за ветер, за то, что покою не радо,за то, что если ты с кем-нибудь споришь,это звучит как надо!Дай руку на дружбу,я буду тобой гордиться,пусть плавают в лужахлюбители тихой водицы!..А ты гуди! Теперь мы вдвоем.Не уставай, море мое.Бурли! — Ты слышишь? — Громче давай!!Сердце мое, не остывай.
В пути
Берега зеленые-зеленыеза кормою медленно растаяли,волны цвета неопределенноговозле парохода ходят стаями.Вряд ли полдень может быть удачнее.Тишина. Вода, как будто олово…Девушка сидит на чемоданчике,на руки склонив устало голову.Ласковая, худенькая, стройная, —как же пассажирам не дивиться ей?Едет медицинскою сестрой онав бывшую заштатную провинцию.По дороге вязкой, будто вспаханной,медсестра приедет поздним вечеромв городок, еще смолою пахнущийи пока на картах не отмеченный.К борту парохода с плеском ластятсяволны цвета неопределенного.Едет девушка в цветастом платьице,в город свой заранее влюбленная…
«Девчонки опаздывают на свиданья…»
Девчонки опаздывают на свиданья.Так принято. С этим надо считаться.Летят они к месту, где в ожиданьеребятам осточертело скитаться.Ребята в отчаянье кепки мнутцелых сорок минут.Но они обидятся, если вдруг имначнешь — про любовь и «порывы страсти».Они запыхавшимся подругамговорят как можно небрежнее: «Здрассте!»И все.И мальчишке становится жарко.Окинув веселую улицу взглядом,он чинно шагает с девчонкой рядом,боясь даже взять ее за руку.Вместе им и хорошо и неловко,но вот, в себе заглушая ропот,он предлагает попить газировкии добавляет: «С сиропом!!»…Не смейся!Давно ли мы сами былитакими?Помнишь наши свиданья?Помнишь, — злясь на себя, грубилидевчонкам, наихитрейшим созданьям?Помнишь?..Смеяться над этим не надо.Как ее звали?Наташей, Натой.Где же ты, Натка? Певунья Натка?Смешные стихи в голубых тетрадках.Возле реки пионерский лагерь.К солнцу летящие флаги…Улыбки прохожих не замечая,мальчишка шагает рядом с девчонкой…Ты не мешай им. Ты не смущай их.Давай отойдем в сторонку.
Последняя песня
Смертью, которой грозят нам враги, обретем мы бессмертье…
Муса Джалиль
До рассвета семьдесят восемь минут.На рассвете ключ заскрипит в замке,на рассвете в камеру люди войдути пролают приказ на чужом языке.А потом будет десять визжащих дверей,коридорный сквозняк, молчаливый конвой.Будет яма на тесном тюремном двореи тяжелое небо над головой.Автоматчики тупо шеренгу сомкнут.До рассвета семьдесят восемь минут.И сейчас, на распухшие пальцы дыша,задыхаясь, спеша, обгоняя рассвет,пишет песню, последнюю песню, поэтчуть заметным обломком карандаша.Пусть от долгих допросов гудит голова,пусть больная рука тяжелее свинца…Но приходят единственные слова,как приказ, как присяга, как клятва бойца.Пишет, пишет поэт…И кончается ночь.За стеною глухая команда слышна…Даже фронт наступающий, даже странане успеют, не смогут, не в силах помочь!Я хочу, чтоб ко мне его твердость пришла,чтоб не смел ни минуты растрачивать я,чтобы каждая песня такою была,будто это последняя песня моя,будто брезжит уже за окошком рассвет,а враги ненавидят меня и клянут,будто жить мне осталось не семьдесят лет,а семьдесят восемь минут.
Сатира о сатире
Бодро в руке фельетон зажав,летаешь в редакции по этажам.«Отдел сатиры».Встречает мамаша.Узнав, зачем ты,руками машет:«Давно бы, кажется, знать должны —куды ж вы лезете, милые? —Нам Гоголи и Щедринынужны!А ваша-то как фамилия?..»Тихи и скромны,сгорев от стыда,уходим.Сюда не мы нужны…И снова смотришь во все глаза,по коридору бредешь понуро.Но вот табличка. Написано: «Зав.Отделом литературы».В двери толк!И сразу — стоп.Дубовый стол,за столом — столп.Едва-едва удостоив взглядом,рычит: «Чего вам, собственно, надо?!»И ты объясняешь с предельным тактом:вот, мол… Стихи, мол… так-то и так-то…Зав, отрывая от кресла зади багровея: «Сатира?! Снова?!!Мы работаем, так сказать,а вам все хаханьки, да? смешно вам?!Чему смеетесь?! (Да помолчите вы!Надо же быть таким бестолковым!)Тоже мне, ходят тут… «Обличители!»Воображают себя Михалковыми…»Стучусь наугад в какие-то двери.«Войдите!» — слышу, ушам не веря.Издав вместо «Здравствуйте» тихий стон,вхожу и кладу фельетон на стол.Потом, как в бреду,сажусь и жду.А дядя смакуетдыма клубы,а дядя курит,кусая губы…И вот, наконец, поднимает глаза,видимо, взвесив все «против» и «за», —голосом бархатно-нежным:«Сатира… нужна, конечно…Но вы бы писали басни,и вам… и нам безопасней…»Картинка загадочней всякого ребуса.Вывод: иди и жалуйся.Так вы говорите: сатира требуется?– Пожалуйста.
К вопросу о перестраховке
Один мой знакомый придумал однупесню с названием: «Про луну».В песне — луна над рекою горити камешки в оной реке серебрит.Песня как песня. Трехдневный труд.Сдерживая волнение,поэт в газету пошел, но вдругвзяли поэта сомнения,задели больную его струну:как это он принесет «про луну»?Как же он скажет: «Нате»?А вдруг редактор — лунатик?Примут за выпад. Скажут: намек…Поэт рисковать собою не мог.И вот, подумав минуту одну,своими опытными рукамион переделывает «Про луну»на более выдержанное «Про камни»,считая, что не на что больше пенятьи что напечатание обеспечено…А я бы советовал камни снять.Вдруг у редактора камни в печени?
Как это начинается
Очертанья машины неотразимы.Остальное — не очень обычно для глаза:подъезжает к школе в роскошном ЗИМеученица второго класса.И хотя это дико, хоть в это не верится,но она, на землю ступив едва,говорит шоферу, хлопая дверцей:«Машину подашь в два».И шофер, здоровенный дядя,уезжает, сумрачно глядя…Тане только девять,Таня утром встанет,Тане можно делатьвсе, что хочет Таня.Озорные ямочкина щечках «ангелочка».Танечка у мамочкиединственная дочка.Потому так рьянои с таким стараньеммама постоянножизни учит Таню.Как только «крошка» шагнет до дверей,читает нотацию мать:«Твой папа начальник — и в нашем дворене с кем тебе играть».Танечка маме верити не подходит к двери.Семейство частенько в панике:«Тане конфеток хочется!Танечка хочет баиньки…»Я знаю, чем это кончится.С каждым днем она будет в капризах упрямей,будет наглой и злой, и, в конце концов,очень стареньким, милым папе и мамеоткровенно плюнет в лицо.А они будут ахать: откуда такое?Вспоминать, какой она нежной была,говорить, что ребенка испортили в школе,что общественность вовремя не помогла,говорить о Танюше без прежнего шика,причитать над случившимся долго и слезно…Дорогие родители, а ведь не поздноисправить ошибку!Если вам ребенок единственный мил,если вам судьба дорога его,распахните для девочки окна в мир,о котором не знает она ничего.Ведь потом она детства уже не вернет, —не умеющей жить не помогут слова, —вас и вашу слепую любовь проклянет!И по-моему, будет права.
«Испытание»
1956
Утро
Владимиру Соколову
Есть граница между ночью и утром,между тьмою и зыбким рассветом,между призрачной тишьюи мудрымветром…Вот осиновый лист трясется,до прожилок за ночь промокнув.Ждет, когда появится солнце…В доме стали заметней окна.Спит, раскинув улицы, город,все в нем — от проводов антенныхдо замков, до афиш на стенах, —все полно ожиданием:скоро,скоро! скоро!! —вы слышите? — скороптицы грянут звонким обвалом,растворятся,сгинут туманы…Темнота заползает в подвалы,в подворотни, в пустые карманы,наклоняется над часами,смотрит выцветшими глазами(ей уже не поможет это), —и она говорит голосамитех, кто не переносит света.Говорит спокойно вначале,а потом клокоча от гнева:– Люди!Что ж это?!Ведь при мне вытоже кое-что различали.Шли, с моею правдой не ссорясь,хоть и медленно, да осторожно…Я темней становилась нарочно,чтобы вас не мучила совесть,чтобы вы не видели грязи,чтобы вы себя не корили…Разве было плохо вам?Развевы об этом тогдаговорили?Разве вы тогда понималив беспокойных красках рассвета?Вы за солнце луну принимали.Разве я виновата в этом?Ночь, молчи!Все равно не перекричатьразрастающейся вполнеба зари.Замолчи!Будет утро тебе отвечать.Будет утро с тобой говорить.Ты себя оставь для своих льстецов,а с такими советами к нам не лезь —человек погибает в конце концов,если он скрывает свою болезнь.…Мы хотим оглядеться и вспомнить теперьтех, кто песен своих не допел до утра…Говоришь, что грязь не видна при тебе?Мы хотим ее видеть!Ты слышишь?Поразнать, в каких притаилась она углах,в искаженные лица врагов взглянуть,чтобы руки скрутить им!Чтоб шеи свернуть!…Зазвенели будильники на столах.А за ними нехотя, как всегда,коридор наполняется скрипом дверей,в трубах с клекотом гулким проснулась вода.С добрым утром!Ты спишь еще?Встань скорей!Ты сегодня веселое платье надень.Встань!Я птицам петь для тебя велю,Начинается день.Начинается день!Я люблю это время.Яжизнь люблю!
Выбор
Вот здесь бы остаться! —Леса за окошком бескрайны.Подальше б от станцийрвануть к себе ручку стоп-крана,сказать себе:брось, тыособенной доли не требуй!Останься, чтоб простосмотреть на июньское небо,из речки напиться,потрогать чудные растенья,подсвистывать птицам,шмелиное слушать гуденье…Чего ты все ищешь?Довольно по свету шататься!Останься, дружище!Ведь это же легче — остаться.Останься!И сразуне будет стучать в перепонках,не будет ни грязи,ни тряски,ни плача ребенкав соседнем купе,ни тоски,ни слепящего пота…Неужто тебеубежать от всего неохота?!Да разве забыл ты,как жгли тебя южные полдни,как чьи-то заботыбывали твоими?Ты вспомни,как ездил, как жил,как за горло хватала усталость…Ну ладно… Решил.Я останусь.Пусть так…Я останусь…Ведь мне будет легче…Ведь я заслужил это право…Пусть лягут на плечитяжелые росные травы,пусть так, как всегда,будут мимо идти эшелоны…Но будут гудеть поездаи мелькать за окном запыленнымнемые разъезды,таежные, хмурые чащи…Но кто-тозаймет мое местов вагоне стучащеми будет мечтатьо путях, неизведанных самых,и будут встречатьне меняна далеких вокзалах!Я струшу. Сбегу.Будет песня моя не допета…Нет, я не могу.Не хочу.Не согласен на это!Нет, я не останусь!Пусть душно и пыльно в вагоне, —нет, я не устануза ветром бросаться в погоню!Пусть жребий мне выпалбез сна обходиться помногу,но если есть выбор,то я выбираю —дорогу!
