Собрание стихотворений в 3томах. Том 1

Рубцов Николай Михайлович

Ленинградская обл.,

пос. Приютино,1957

ДОЛИНА ДЕТСТВА

Мрачный мастер страшного тарана, до чего ж он всё же нерадив! ..После дива сельского барана я открыл немало разных див. Нахлобучив мичманку на брови, шёл в театр, в контору, на причал… Стал теперь мудрее и суровей, и себя отравой накачал… Но моя родимая землица надо мной удерживает власть. Память возвращается, как птица — в то гнездо, в котором родилась. И вокруг долины той любимой, полной света вечных звёзд Руси, жизнь моя вращается незримо, как Земля вокруг своей оси!

Ленинград,

9

июля 1962

* Я забыл *

Я забыл, как лошадь запрягают. И хочу её позапрягать, хоть они неопытных лягают и до смерти могут залягать! Мне не страшно. Мне уже досталось от коней — и рыжих, и гнедых. Знать не знали, что такое — жалость. Били в зубы прямо и в поддых!.. Эх, запряг бы я сейчас кобылку, и возил бы сено, сколько мог! А потом втыкал бы важно вилку поросёнку жареному в бок…

Ленинград,

1960

ВИДЕНИЯ В ДОЛИНЕ

Взбегу на холм и упаду в траву. и древностью повеет вдруг из дола. Засвищут стрелы, будто наяву. Блеснёт в глаза кривым ножом монгола. Сапфирный свет на звёздных берегах, и вереницы птиц твоих, Россия, затмит на миг в крови и жемчугах тупой башмак скуластого Батыя!.. И вижу я коней без седоков с их суматошным криком бестолковым, Мельканье тел, мечей и кулаков, и бег татар на поле Куликовом… Россия, Русь — куда я ни взгляну! За все твои страдания и битвы — люблю твою, Россия, старину, твои огни, погосты и молитвы, твои иконы, бунты бедноты, и твой степной, бунтарский свист разбоя, люблю твои священные цветы, люблю навек, до вечного покоя… Но кто там снова звезды заслонил? Кто умертвил твои цветы и тропы? Где толпами протопают они, там топят жизнь кровавые потопы… Они несут на флагах чёрный крест! Они крестами небо закрестили, и не леса мне видятся окрест, а лес крестов в окрестностях России… Кресты, кресты… Я больше не могу! Я резко отниму от глаз ладони и успокоюсь: глухо на лугу, траву жуют стреноженные кони. Заржут они, и где-то у осин подхватит эхо медленное ржанье. И надо мной — бессмертных звёзд Руси, безмолвных звёзд сапфирное дрожанье…

Ленинград,

1960

БЕРЁЗЫ

Я люблю, когда шумят берёзы, когда листья падают с берёз. Слушаю, и набегают слезы на глаза, отвыкшие от слез… Всё очнётся в памяти невольно, отзовётся в сердце и крови. Станет как-то радостно и больно, будто кто-то шепчет о любви. Только чаще побеждает проза. Словно дунет ветром хмурых дней. Ведь шумит такая же берёза над могилой матери моей… На войне отца убила пуля. А у нас в деревне, у оград — с ветром и с дождём гудел, как улей, вот такой же поздний листопад… Русь моя, люблю твои берёзы: с ранних лет я с ними жил и рос! Потому и набегают слезы на глаза, отвыкшие от слез…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

ПТИЦЫ РАЗНОГО ПОЛЁТА

* * *

— Мы будем свободны, как птицы, — ты шепчешь и смотришь с тоской, как тянутся птиц вереницы над морем, над бурей морской… И стало мне жаль отчего-то, что сам я люблю и любим… Ты птица иного полёта… Куда ж мы с тобой полетим?!

Ленинград,

март 1962

УТРО УТРАТЫ

Человек не рыдал, не метался в это утлое утро утраты. Лишь ограду встряхнуть попытался, ухватившись за копья ограды… Вот пошёл он, вот в чёрном затоне отразился рубашкою белой. Вот трамвай, тормозя, затрезвонил: крик водителя: — Жить надоело?! Шумно было, а он и не слышал. Может, слушал, но слышал едва ли, как железо гремело на крышах, как железки машин грохотали… Вот пришёл он, вот взял он гитару, вот по струнам ударил устало… Вот запел про царицу Тамару и про башню в теснине Дарьяла. Вот и всё… А ограда стояла. Тяжки копья чугунной ограды. Было утро дождя и металла. Было утлое утро утраты…

Ленинград,

1960

СТО "НЕТ"

В окнах зелёный свет, странный, болотный свет.. Я не повешусь, нет, не помешаюсь, нет… Буду я жить сто лет, и без тебя — сто лет. Сердце не стонет, нет, Нет, сто "нет"!

Ленинград,

сентябрь 1961

НЕНАСТЬЕ

Погода какая!.. С ума сойдёшь: снег, ветер и дождь-зараза! Как буйные слезы, струится дождь по скулам железного Газа… Как резко звенел в телефонном мирке твой голос, опасный подвохом! Вот, трубка вздохнула в моей руке осмысленно-тяжким вздохом, и вдруг онемела с раскрытым ртом… Конечно, не провод лопнул! Я дверь автомата открыл пинком и снова пинком захлопнул!.. И вот я сижу и зубрю дарвинизм. И вот, в результате зубрёжки — внимательно ем молодой организм какой-то копчёной рыбешки… Что делать? — ведь ножик в себя не вонжу, и жизнь продолжается, значит!.. На памятник Газа в окно гляжу: Железный! А всё-таки… плачет.

Ленинград,

1960

ВОЛНЫ И СКАЛЫ

Эх, коня да удаль азиата мне взамен чернильниц и бумаг, — как под гибким телом Азамата, подо мною взвился б аргамак! Как разбойник, только без кинжала, покрестившись лихо на собор, мимо волн Обводного канала — поскакал бы я во весь опор! Мимо окон Эдика и Глеба, мимо криков: "Это же — Рубцов!", не простой, возвышенный, в седле бы — прискакал к тебе, в конце концов! Но наверно, просто и без смеха ты мне скажешь: "Боже упаси! Почему на лошади приехал? Разве мало в городе такси?!" И, стыдясь за дикий свой поступок, словно Богом свергнутый с небес, я отвечу буднично и тупо: — Да, конечно, это не прогресс…

Ленинград,

лето 1961

ЗВУКОПИСНЫЕ МИНИАТЮРЫ

ЛЕВИТАН

(по мотивам картины "Вечерний звон")

В глаза бревенчатым лачугам глядит алеющая мгла. Над колокольчиковым лугом собор звонит в колокола. Звон заокольный и окольный, у окон, около колонн. Звон колоколен колокольный, и колокольчиковый звон. И колокольцем каждым в душу— любого русского спроси! — звонит, как в колокол, — не глуше, — звон левитановской Руси!