Собрание стихов. Книга вторая

Гиппиус Зинаида Николаевна

1904

ПОБЕДЫ

Звезды люблю я и листья весенние,- Темную землю и алую кровь. Чем сочетанья во мне совершеннее, Тем горячее и тем неизменнее Жадного сердца живая любовь. Шорохи теплые, прикосновения Хаоса черного,— вас ли губить? О, не пред образом мрака и тления, Не пред угрозою всеразрушения Может живая любовь отступить! Темные шорохи, слепорожденные, Я ли закрою пред вами лицо? Безблагодатные и беззаконные, Вас я хочу разбудить, мои сонные, Вас заключить в световое кольцо. Небо от крови закатной червоннее… Мне ль по мостам золотым не идти? С каждым мгновеньем люблю неуклоннее, С каждым мгновеньем любовь озареннее, Ближе воскресная смерть на пути!

1906

УСПОКОЙСЯ?

Своей

рукою Вседержитель К спасенью хочет привести. И уготована обитель, И предназначены пути. Всё решено от Духа Свята, Он держит всех судеб ключи, Он всех спасет. Не трогай брата, Не убеждай… Оставь. Молчи. Но если всем своя дорога, И есть завет: не прекословь,- Зачем же нам, по воле Бога, Дана — бездейственно — Любовь?

1904

ДОЖДИЧЕК

О, веселый дождь осенний, Вечный — завтра и вчера! Всё беспечней, совершенней Однозвучная игра. Тучны, грязны и слезливы, Оседают небеса. Веселы и шепотливы Дождевые голоса. О гниеньи, разложеньи Всё твердят — не устают, О всеобщем разрушеньи, Умирании поют. О болезни одинокой, О позоре и скорбях Жизни нашей темноокой, Где один властитель — Страх. И, пророчествам внимая, Тупо, медленно живу, Равнодушно ожидая Их свершенья наяву. Помню, было слово: крылья… Или брежу? Все равно! Без борьбы и без усилья Опускаюсь я на дно.

1904

ОНИ

Звенят, поют, проходят мимо, Их не постичь, их не догнать, Во мглу скользят неуловимо - И возвращаются опять… Игра и дымность в их привете, Отсветы мыслей, тени слов… Они — таинственные дети Еще несознанных миров. Не жизнь они — но жажда жизни, Не звуки — только дрожь струны. Своей мерцающей отчизне Они, крылатые, верны. А я, разумный и безвластный, Заворожить их не могу, Остановить их лет неясный, Зажечь на этом берегу. Я только слышу — вьются, вьются, Беззвонный трепет я ловлю. Играют, плачут и смеются, А я, безвластный,— их люблю.

1904

КОРОСТЕЛЬ

А. К.

«Горяча моя постель… Думка белая измята… Где-то плачет коростель, Ночь дневная пахнет мятой. Утомленная луна Закатилась за сирени… Кто-то бродит у окна, Чьи-то жалобные тени. Не меня — ее, ее Любит он! Но не ревную, Счастье ведаю мое И, страдая,— торжествую. Шорох, шепот я ловлю… Обнял он ее, голубит… Я одна — но я люблю! Он — лишь думает, что любит. Нет любви для двух сердец. Там, где двое,— разрушенье. Где начало — там конец. Где слова — там отреченье. Посветлеет дым ночной, Встанет солнце над сиренью, Он уйдет к любви иной… Было тенью — будет тенью… Горяча моя постель, Светел дух мой окрыленный… Плачет нежный коростель, Одинокий и влюбленный».

1904

МЕЖДУ

Д. В. Ф.

«На лунном небе чернеют ветки… Внизу чуть слышно шуршит поток. А я качаюсь в воздушной сетке, Земле и небу равно далек. Внизу — страданье, вверху — забавы. И боль, и радость — мне тяжелы. Как дети, тучки тонки, кудрявы… Как звери, люди жалки и злы. Людей мне жалко, детей мне стыдно, Здесь — не поверят, там — не поймут, Внизу мне горько, вверху — обидно… И вот я в сетке — ни там, ни тут. Живите, люди! Играйте, детки! На всё, качаясь, твержу я „нет“… Одно мне страшно: качаясь в сетке, Как встречу теплый, земной рассвет? А пар рассветный, живой и редкий, Внизу рождаясь, встает, встает… Ужель до солнца останусь в сетке? Я знаю, солнце — меня сожжет».

1905

ДОМА

Зеленые, лиловые, Серебряные, алые… Друзья мои суровые, Цветы мои усталые… Вы — дни мои напрасные, Часы мои несмелые, О, желтые и красные, Лиловые и белые! Затихшие и черные, Склоненные и ждущие… Жестокие, покорные, Молчаньем Смерть зовущие…- Зовут, неумолимые, И зов их все победнее… Цветы мои, цветы мои, Друзья мои последние!

1908

Париж

НЕЛЮБОВЬ

З. В.

Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни, Как ветер черный, поешь: ты мой! Я древний хаос, я друг твой давний, Твой друг единый,— открой, открой! Держу я ставни, открыть не смею, Держусь за ставни и страх таю. Храню, лелею, храню, жалею Мой луч последний — любовь мою. Смеется хаос, зовет безокий: Умрешь в оковах,— порви, порви! Ты знаешь счастье, ты одинокий, В свободе счастье — и в Нелюбви. Охладевая, творю молитву, Любви молитву едва творю… Слабеют руки, кончаю битву, Слабеют руки… Я отворю!

1907

ОВЕН И СТРЕЛЕЦ

Я родился в безумный месяц март…

А. Меньшов

Не март девический сиял моей заре: Ее огни зажглись в суровом ноябре. Не бледный халкидон — заветный камень мой, Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной. Ноябрь, твое чело венчает яркий снег… Две тайны двух цветов заплетены в мой век, Два верных спутника мне жизнью суждены: Холодный снег, сиянье белизны,- И алый гиацинт,— его огонь и кровь. Приемлю жребий мой: победность и любовь.

1907

МУДРОСТЬ

Сошлись чертовки на перекрестке, На перекрестке трех дорог. Сошлись к полночи, и месяц жесткий Висел вверху, кривя свой рог. Ну, как добыча? Сюда, сестрицы! Мешки тугие,— вот прорвет! С единой бровью и с ликом птицы,- Выходит старшая вперед. И запищала, заговорила, Разинув клюв и супя бровь: «Да что ж, неплохо! Ведь я стащила У двух любовников — любовь. Сидят, целуясь… А я, украдкой, Как подкачусь, да сразу — хвать! Небось, друг друга теперь не сладко Им обнимать да целовать! А вы, сестрица?» — «Я знаю меру, Мне лишь была б полна сума. Я у пророка украла веру,- И он тотчас сошел с ума. Он этой верой махал, как флагом, Кричал, кричал… Постой же, друг! К нему подкралась я тихим шагом - Да флаг и вышибла из рук!» Хохочет третья: «Вот это средство! И мой денечек не был плох: Я у ребенка украла детство, Он сразу сник. Потом издох». Смеясь, к четвертой пристали: ну же, А ты явилась с чем, скажи? Мешки тугие, всех наших туже… Скорей веревку развяжи! Чертовка мнется, чертовке стыдно… Сама худая, без лица. «Хоть я безлика, а всё ж обидно: Я обокрала — мудреца. Жирна добыча, да в жире ль дело! Я с мудрецом сошлась на грех. Едва я мудрость стащить успела,- Он тотчас стал счастливей всех! Смеется, пляшет… Ну, словом, худо. Назад давала — не берет. „Спасибо, ладно! И вон отсюда!“ Пришлось уйти… Еще убьет! Конца не вижу я испытанью. Мешок тяжел, битком набит! Куда деваться мне с этой дрянью? Хотела выпустить — сидит». Чертовки взвыли: наворожила! Не людям быть счастливей нас! Вот угодила, хоть и без рыла! Тащи назад! Тащи сейчас! «Несите сами! Я понесла бы, Да если люди не берут!» И разодрались четыре бабы: Сестру безликую дерут. Смеялся месяц… И от соблазна Сокрыл за тучи острый рог. Дрались… А мудрость лежала праздно На перекрестке трех дорог.