Собственность Верховного бестиара
Шрифт:
Того, что придет…
– Господин, – передразнила я портниху. Само даже слово почему-то заставило скривиться. Хотя Богдан в самом деле был моим господином, сейчас это неимоверно, невероятно раздражало. Я даже с подоконника спрыгнула и склонилась в низком поклоне перед олицетворяющим Богдана стулом.
– Да, господин. Разумеется, господин. Нет, зачем мне учиться! Лучше буду тапочки вам подавать, господин! – последнее я чуть ли не выкрикнула в сердцах, и тут же закрыла руками рот.
Потому что за соседней дверью находился кабинет, где почти неотлучно присутствовал камердинер бестиара, Василий. Если, разумеется,
– … это приказ кавальера Велимирского!
– У меня тоже приказ Велимирского, молодой человек! Того Велимирского, кто выше вашего по званию. Уйдите с дороги.
Дверь в кабинет распахнулась, и на порог шагнул немолодой лысоватый мужчина. Взгляд маленьких серых глаз прошелся по мне, ноздри втянулись и прилипли к стенкам носа, словно он унюхал что-то невероятно мерзкое.
– Девица Лоэва, – сообщил мне мужчина, после чего тонкие губы сжались в полоску. После снова раскрылись, чтобы он мог продолжить: – Я старший целитель правящего рода Велимирских, и мне приказано вас осмотреть на предмет возможных заболеваний. Вы идете со мной.
Возможных… что? Заболеваний? Краска бросилась на лицо, как голодный пес на кость, у меня вспыхнуло все, даже кончики ушей. Когда я поняла, какие именно заболевания он имеет в виду. Но даже сквозь эти первые эмоции пришло осознание, что я должна выйти из комнаты и пойти с ним.
На территорию Михаила. Туда, где он – бог и верховный. Хотя он везде бог и верховный, но здесь, в комнатах Богдана я хотя бы в безопасности.
Чего он хочет? Проверить, что я не девственница? Ведь вчера явно понял, что ошибся в своих умозаключениях. Проверить, было ли что-то между мной и его племянником. В самом деле ли я теперь принадлежу другому.
«Из покоев выходить запрещаю», – вспомнила слова Богдана и вскинула голову. Вернула мужчине его снисходительный взгляд.
– У меня приказ Богдана Велимирского. Не выходить отсюда до его возвращения.
Целитель прищуривает блеклые глаза, словно не верит в то, что я только что сказала.
– Как я уже сказал, у меня приказ того, кто старше по званию…
– А у меня такого приказа нет, – нахожусь мгновенно. – Вот когда он у меня будет, тогда и поговорим.
Мужчина хватает ртом воздух, словно его вдруг стало мало, потом резко разворачивается на каблуках и вылетает с такой скоростью, словно за ним гонится тот самый голодный пес, у которого он украл кость. Я же резко выдыхаю и шагаю в кабинет. Точнее, на порог кабинета, к Василию. Взгляд у камердинера абсолютно ошарашенный, он смотрит то на меня, то на захлопнувшуюся за целителем дверь.
– Что стоишь? – спрашиваю я. – Возможность связаться с Богданом есть?
– Е-е-сть. Но не артефактная. В город за ним могу послать…
Артефактная связь – самая быстрая. Вряд ли Василий сможет ею воспользоваться, чтобы попросить за меня, она используется на уровне государственных решений и передачи срочных приказов во время разрывов.
Глубоко вздыхаю:
– Тогда пошли. Пошли как можно скорее.
С этой минуты для меня начинается обратный отсчет. Василий закрывает дверь в спальню, спустя какое-то время мне приносят обед, но кусок в горло не лезет. Противный
Решение приходит в голову так внезапно, что сердце в груди ударяется о ребра и делает какой-то сумасшедший кульбит. Я подбегаю к окну, залезаю на подоконник. Осторожно перекидываю ноги вниз. Нет, я не сошла с ума, чтобы прыгать со второго этажа, но по стене густым ковром ползет плющ. Налитые сочные листья, вобравшие в себя цвет изумруда на черном бархате, крепкая лоза. Он меня точно выдержит.
Вцепившись в него я рискую поставить одну ногу в заросли, слышу треск, хруст, но не позволяю страху собой овладеть. Что-то рвется под пальцами, и я быстро, ободрав ладони и кожу руку под задравшимися рукавами, сорвав несколько длинных лент плюща, съезжаю вниз.
Сердце продолжает колотиться, когда я оглядываюсь на дворец.
Повезло, что с этой стороны парковый ансамбль, и плющ оставили как декорацию. Он обрамляет несколько окон, придавая окружающей нас ухоженной роскоши природы абсолютной завершенности. Но любоваться ею мне сейчас некогда, подхватив легкие юбки, я со всех ног бегу по дорожке. Под мостиком шумит небольшой ручей, дышащий прохладой, и, стоит мне пересечь выгнувшуюся спинку моста, я оказываюсь в парке. Здесь столько аллей, что глаза разбегаются, и все, что мне нужно – затеряться в его глубине до возвращения Богдана.
У меня есть его приказ не выходить из покоев, а сейчас, должно быть, уже есть приказ Михаила о том, что я могу выйти. Так что я ничего не нарушаю, ну а то, что мне вздумалось погулять перед осмотром – так этого мне тоже никто не запрещал, верно?
Мне везет: в полуденный зной здесь никого нет, я перебегаю между густыми ухоженными кустарниками, вызывая недовольство пчел и шмелей. К счастью, они слишком увлечены сбором нектара, чтобы меня покусать, а единственной, кто на меня садится за все это время, становится красивая бабочка с ярко-бирюзовыми крыльями и красным узором на них.
Дельфинарка. Их называют так за удивительный, напоминающий о море окрас.
Она улетает, когда поблизости раздается плеск и отчаянный дикий крик. Приподнявшись, выглядываю из своего убежища, и вижу, что в глубоком озере барахтается девочка, а стоящая рядом с ней кричит так отчаянно, что заходится сердце. Если я сейчас выбегу, обнаружу себя, но и медлить тоже нельзя, ребенок так отчаянно колотит по воде руками, что сразу становится понятно: тонет.
Из кустов шиповника, напрямую, я вырываюсь уже основательно поцарапанная и бегу к озеру. Стоящая на берегу девочка замечает меня и кричит:
– Помогите! Маша не умеет плавать!
Но я и так уже с разбегу бросаюсь в воду и, путаясь в становящемся тяжелым платье, плыву к девочке. Быстро вздергиваю наверх, фиксируя плечо и подбородок, чтобы не начала брыкаться, и возвращаюсь назад. Вытаскиваю ее на берег, на траву, и опираюсь ладонями о землю, чтобы отдышаться. Вторая девочка бросается к ней, они обнимаются и рыдают, а я вижу бегущих к нам людей.
Кажется, мой план по собственному спасению только что отправился в Бездну.