Собственность Верховного бестиара
Шрифт:
– Этих двоих на порку, – произносит он заглянувшему гардиану. – Ко мне никого не пускать.
Мужчина кивает. Служанок выносят, двери закрываются. После чего Михаил снова поворачивается ко мне. Солнце из кабинета уже ушло, и теперь его пряди чернее черного, а то самое серебро в волосах – так о него можно порезаться, как о леску. Он смотрит на меня сверху вниз, но ладонь на шее становится менее жесткой. Он даже скользит кончиками пальцев по позвонкам, словно собирается их пересчитать.
– Понравился такой образ? – интересуется
– Нет, – говорю честно. Поднимаю взгляд и ударяюсь о волну мутящей силы, но выдерживаю.
– Хорошо, – произносит Михаил. – Тогда раздевайся. Снимай это бездново платье.
Под «бездновым» платьем только нижнее. Белья на меня не нашли, и сама мысль о том, чтобы обнажиться перед мужчиной, вводит меня в ступор. Это платье – оно же прозрачное, почти, там все просвечивает.
– Не заставляй меня повторять, Алина.
– Зачем вам девка, которой даже в академии учиться – только зря время терять?
Дерзость? Несомненно, но понимаю я это только после того, как уже все сказала.
Как ни странно, Михаил усмехается.
– Обиделась? Зря. Девке в самом деле ни к чему учеба, – он пропускает пряди моих волос между пальцев, – особенно такой как ты. Ты красивая, Алина, очень красивая. Учиться тебе может и нужно, но совсем другому.
Он отпускает мою шею и скользит пальцами теперь уже по моим губам. Нажимает жестко, раскрывая их. Этим жестом все сказано: Михаил привык брать все, что хочет, и я не исключение.
– Ну а то, что при всех сказал, так это потому, что ты меня разозлила. Не люблю, когда другие лапают мою собственность. – Это уже прозвучало холодно, а еще опасно. Очень опасно. – Но довольно разговоров. Я сказал: раздевайся.
Я не могу.
Эта мысль бьется в моей голове, как огненная бабочка, а еще, вместе с ней – мысли об отце, о сестре, о брате. Что будет с ними, вздумай я сейчас проявить характер? Да и стоит ли мой характер жизни, безопасности моих близких.
Под тяжелым, обжигающим взглядом Михаила, руки тоже кажутся тяжелыми.
– Кто такая Ольга?
– Что ты сказала? – Верховный сощуривается, но даже сквозь этот прищур в его глазах бьется его магия и раздражение. Ноздри расходятся, словно принюхивается хищный зверь. А я думаю: может, он меня просто убьет? На месте, за дерзость. Марика и Юрал позаботятся о семье, они их не бросят. А там и брат с сестрой подрастут.
Малодушно? Может быть так. Но лучше уж так, чем бесчестие.
– Я спросила, кто такая Ольга.
Какое-то время бестиар смотрит на меня, и я не могу понять, о чем он сейчас думает? Как лучше меня прихлопнуть? Отправить на порку, потом прихлопнуть? Или что?
– Смелая, – наконец, произносит бестиар. – Дерзкая. А так, по виду и не скажешь. Но мне нравится. Ольга была моей любовницей. Несколько лет. Жила со мной, ни
Жила с ним? Я знаю, что бестиары могут взять любую женщину, какую только пожелают, но у Михаила Велимирского жена и две дочери. Две княжны-бестиари. А его любовница жила с ними в одном доме?
– Хочешь так же, Алина? – Он насмешливо смотрит на меня. – Хочешь забыть о том, что такое нужда? Одеваться в шелка. Носить драгоценности. Не эти – такие тебе не пойдут.
Он снова кивает на то, что с меня сорвал.
– Тонкие, нежные. Бесценные. Ты таких даже не видела.
Это проверка? А впрочем, мне все равно.
Я смотрю прямо ему в глаза. Меня уже не так сильно шатает, как в самый первый раз, а может быть, просто напряжение сказывается, потому что я должна трястись как осина от этой давящей магии, но я стою прямо.
– Нет.
– Нет. – В его голосе снова слышится раздражение. – Тогда чего же ты хочешь?
– Учиться. – Домой, к семье. Но этого я не говорю вслух. Не хочу даже ненароком привлечь внимание Михаила к родным. – Хочу, чтобы вы меня отпустили.
– Вот как, – он сцепляет пальцы и смотрит на меня. По его голосу снова невозможно что-то понять. – Отказываешься, значит?
– Отказываюсь.
Ну вот и все. Точка невозврата пройдена. В детстве мы с Марикой убегали к обрыву, стояли, смотрели на реку. Когда гроза накатывала, поднимался ветер, чувство было такое, что вот-вот рухнешь вниз, и сердце заходилось в груди – от тревоги и ребяческого восторга. Сейчас, по ощущениям, я в эту пропасть шагнула, но ничего не почувствовала. Время будто остановилось, замерло. Сердце тоже.
Секунды растянулись, как зимний мед на ложке, а в следующий момент Михаил дернул меня к столу. Опрокинул, прямо поперек, на бумаги, документы, вернув к жизни мое дыхание. Платье разошлось с треском, сорвавшаяся шнуровка больно хлестнула по спине. Ладонь верховного потянула наверх сорочку, горячая, жесткая, сильная, скользнула мне между ног.
Словно в насмешку, откуда-то донеслись звуки фортепиано, известная соната вливалась в кабинет, и под эту музыку я забилась, вскрикнула:
– Отпустите! – И задергалась еще сильнее, пытаясь вырваться. – Нет! Не надо! Нет!
– Чумовая девка, – прошипел Верховный, вдавливая меня в стол своим весом. – На вид – скромница-скромницей.
Пальцы грубо прошлись между моих бедер, а потом рывком проникли в меня, и я закричала. От боли, от ужаса. От осознания того, что вот-вот произойдет. От грубости, от напугавшего еще сильнее рычания:
– Орешь, да? Под ним так же орала? Только для него ноги раздвигать готова?
Пальцы двинулись дальше, и стало еще больнее. В тот миг, когда резко хлопнула дверь, я уже почти потеряла сознание от ужаса, и свет полыхнул перед глазами, когда режущее ощущение снизу исчезло. Михаил отпрянул, прорычал, как зверь: