Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
— Мы неоднократно имели дело с этим типом, он использует против вас один из своих излюбленных трюков. Простите мне, господин герцог, это выражение, но он вас «накручивает», так что не попадитесь в ловушку.
— Какой трюк, какая ловушка? — встревоженно спросил герцог.
— Он собирается запугать вас, чтобы в смятении вы совершили поступок, который не сделали бы, будь вы спокойны.
— Но, надеюсь, господин Арсен Люпен не рассчитывает на то, что я отдам ему руку моей дочери?
— Нет, но он надеется, что вы совершите, как бы это выразиться, оплошность.
— Какую?
— Как раз такую, какую он хочет, чтобы вы совершили.
— И что же вы мне посоветуете, господин префект?
— Возвратиться к себе, господин герцог, или, если весь этот шум вас раздражает, уехать в имение и пожить там спокойно, без тревог.
Беседа эта только усилила опасения старого аристократа. Люпен представлялся ему чудовищным злодеем, использующим самые коварные методы и имеющим сообщников во всех слоях общества. Герцог был подозрителен.
И жизнь его стала просто невыносима.
Он делался все раздражительнее и молчаливей, не принимал старинных друзей и даже претендентов на руку Анжелики, кузенов Мюсси, д'Амбуаза и Каорша, которые, перессорившись между собой по причине соперничества, приходили поочередно каждую неделю.
Без всякого повода он прогнал дворецкого и кучера, но, боясь впустить в дом людей Арсена Люпена, никого не принял на их место, так что камердинеру Гиацинту, который служил у герцога почти сорок лет и пользовался его полным доверием, пришлось взять на себя и конюшню и буфетную.
— Папа, — говорила Анжелика, пытавшаяся образумить его, — я не понимаю, чего вы так опасаетесь. Никто в мире не может принудить меня к безумному браку.
— Черт побери! Этого-то как раз я не боюсь.
— Чего же тогда?
— Если б я знал! Похищения, ограбления, нападения! Можно не сомневаться, мерзавец что-то готовит. И, конечно же, мы окружены его шпионами.
В один прекрасный день герцог получил газету, в которой была обведена красным карандашом следующая заметка:
«Подписание брачного контракта состоится сегодня вечером в особняке Сарзо-Вандомов. Церемония произойдет в узком домашнем кругу, и лишь несколько избранных будут допущены поздравить счастливых жениха и невесту. Свидетелями со стороны м-ль Сарзо-Вандом будут князь де Ларошфуко-Лимур и граф де Шартр, г-н Арсен Люпен представит лиц, которые имели честь принять близко к сердцу его дела, — г-на префекта полиции и г-на директора тюрьмы Санте».
Это стало последней каплей. Через десять минут герцог послал Гиацинта отправить пневматической почтой три письма. В четырех он в присутствии Анжелики принял трех кузинов: толстого, грузного, неимоверно бледного Поля де Мюсси, краснолицего, худощавого, робкого Жака д'Амбуаза, маленького, тощего и болезненного Анатоля де Каорша — трех старых холостяков, не отличавшихся ни элегантностью, ни манерами.
Военный совет был краток. Герцог подготовил план кампании, верней сказать, обороны, первую часть какового изложил в кратких и решительных выражениях.
— Сегодня вечером мы с Анжеликой выезжаем из Парижа в наши бретонские владения. Я рассчитываю, племянники, на ваше содействие при отъезде. Ты, д'Амбуаз, заедешь за нами на своем лимузине. Вы, Мюсси, пожалуйста, тоже приезжайте на своем автомобиле и позаботьтесь вместе с моим камердинером Гиацинтом о багаже. Ты же, Каорш, отправишься на Орлеанский вокзал и возьмешь билеты до Ванна в спальном вагоне на поезд, отходящий в десять пятнадцать. Все ясно?
Остаток дня прошел без неожиданностей. Чтобы слух об отъезде не разошелся, герцог только после ужина приказал Гиацинту собрать дорожный сундук и чемодан. Гиацинт и горничная Анжелики должны были ехать с хозяевами.
В девять вечера прислуге было велено идти спать. Без десяти десять герцог, завершавший сборы, услышал гудок автомобиля. Швейцар открыл ворота во двор. Выглянув в окно, герцог узнал ландолет Поля д'Амбуаза и приказал Гиацинту:
— Подите скажите ему, что я уже спускаюсь, и по пути предупредите мадемуазель.
Поскольку Гиацинт все не возвращался, герцог через несколько минут вышел из комнаты, но на площадке на него набросились двое в масках и, прежде чем он успел крикнуть, заткнули рот и связали. Один из них шепнул ему:
— Это первое предупреждение, господин герцог. Если вы не послушаетесь меня и попытаетесь покинуть Париж, будет хуже. — После этого он обратился к своему сообщнику: — Стереги его. А я займусь барышней.
К этому времени двое других преступников управились с горничной, а Анжелика, которой тоже заткнули рот, лежала без чувств в кресле у себя в будуаре.
Но едва ей поднесли к носу флакон с солью, она пришла в себя, открыла глаза и увидела, что над нею склонился молодой человек с симпатичным лицом, одетый в вечерний костюм. Улыбаясь, он сказал ей:
— Прошу меня извинить, мадемуазель. События развиваются несколько неожиданно, и методы, должен признать, необычны. Но обстоятельства порой вынуждают нас к поступкам, против которых восстает совесть. Еще раз извините меня.
Он осторожно взял ее руку и надел на палец широкое золотое кольцо, произнеся:
— Ну вот, мы и обручены. Никогда не забывайте того, кто надел вам это кольцо. Он умоляет вас не бежать из Парижа и подождать здесь изъявлений его преданности. Доверьтесь ему.
Голос молодого человека, когда он произносил эти слова, был торжествен и почтителен, но одновременно с почтительностью в нем звучала такая властность, что ей невозможно было противиться. Их глаза встретились, и он прошептал:
— Как прекрасны и чисты ваши глаза! Чудесно будет жить, чувствуя их взгляд. А теперь закройте их…
И, сопровождаемый сообщниками, он удалился. Автомобиль уехал, и особняк на улице Варенн был погружен в безмолвие, до тех пор пока Анжелика не пришла окончательно в себя и не подняла на ноги слуг.
Они обнаружили связанных герцога, Гиацинта, горничную, швейцара и его жену. Пропали несколько дорогих безделушек, а также бумажник герцога, булавка для галстука, запонки из настоящего жемчуга, часы и тому подобное.