Сочинения в трех книгах. Книга первая. Повести
Шрифт:
– А чего же согласились в лабораторию взять, да еще зав-группой? – спросил Палыч.
– Не трави душу, Саша, и так тошно.
Завлаб бросил в урну недокуренную сигарету и ушел в кабинет.
– А я ее… – Филя не закончил угрозу, потому что к ним подошел третий завгруппой Николай.
– А знаете, чья дочка Тамара Васильевна?
– Джавахарлала Неру и Софи Лорен, – ответил Филимонов.
– Василия Николаевича. Он меня попросил проследить, чтобы ее никто не обижал в лаборатории. А то, сказал, некоторые оболтусы что угодно могут сделать с неопытной
– Ой, – в тон ему подхватил Филимонов, – и с неопытным мальчиком вроде тебя тоже.
– Он, небось, тебя имел в виду. И не попросил, а пригрозил, только ты по природной глупости не понял, – вступил в разговор Палыч.
Николай Николаевич сделал вид, что не расслышал, и продолжал:
– Так что глядите, ручонки свои не распускайте.
Довольный сказанной гадостью, Колька удалился.
– Козел, – подытожил Филя. – Пошли, Александр, за премией.
Премию народ получил мгновенно, и поэтому очереди в кассу уже не было.
– Саша, какая невеста в лабораторию вашу пришла. И аспирантуру закончила, красавица, и богатая, и карьеру сделать поможет. Не упусти своего шанса, – улыбаясь пропела, выглядывая из кассового окошка, кассирша Александра Петровна, полная тезка Фили, а посему всегда ему симпатизирующая.
– Замуж-то не напасть, да как бы потом не пропасть, – в тон ей ответил Филимонов.
– Ой гляди, Саня, пробросаешься девками, останешься бобылем.
– Кому я, старый, больной, бедный и глупый, нужен, – продолжил дурачиться Филя и для большей достоверности покашлял. – Вот за вас, Александра Петровна, я хоть завтра под венец. Вы меня любите.
– Ой, ну ты скажешь, – снова ойкнула и заулыбалась шестидесятилетняя кассирша, – я свое отлюбила уже лет двадцать назад. Однако спасибо на добром слове.
Филя дождался, пока Палыч распишется, получит свою премию и запихнет ее в карман. Потом схватил его за руку.
– Поздравляю вас, товарищ Корпусов, от имени моей группы и всего бывшего советского народа с крупной трудовой победой в размере месячнага оклада, панимаиш, – торжественно изображая одновременно Брежнева и Ельцина, куражился Филя. И, сделав трагическое выражение физиономии, продолжал: – Творите и созидайте, плодитесь и размножайтесь. А нам одна дорога. Наш удел катиться вниз, под землю, в подвал. Прощай, друг! – произнес он напоследок и отправился в стендовый зал.
Стендовый находился в цокольной части здания, за что и был прозван подвалом. Там, под жужжание моторов, изображающих перекачивание различных жидкостей из пустого в порожнее, а именно из одной емкости в ту же самую, но по пути попадающих в рабочую камеру с уплотнениями из различных материалов, и происходил собственно эксперимент. Как пишут в детективных романах – момент истины.
Элементы трения, которые разрабатывал Александр Филимонов, были композиционными, то есть состояли из различных материалов. Как правило, за основу принимался графит или фторопласт, и к этой основе добавлялись другие компоненты. Часто их количество переваливало за дюжину, но всегда введение каждого компонента имело свой смысл, позволяло улучшить износостойкость уплотнительного узла в конкретной жидкости.
Частенько составы жидкостей, для которых предстояло разработать уплотнения, завлабу и Филимонову не сообщались. Привозили жидкости люди в штатском, но, как пишут в интересных женских романах, с военной выправкой. Они же передавали в секретку пакеты с условиями, в которых эти жидкости будут эксплуатироваться, и требования к уплотнениям.
В этих случаях и завлаб, и Филимонов костерили секретчиков на чем свет стоит, посылали запросы с требованиями сообщить хотя бы класс жидкостей, однако ответов никогда не было, и приходилось самим проводить анализ состава и примерно определять, с чем имеют дело. Тратилось на все это огромное время.
Однажды Филимонову пришло в голову запросить требования безопасности при работе с очередной секретной жидкостью. Он написал, что, дескать, не имеет права подвергать опасности жизнь персонала и просит сообщить данные по безопасной работе с переданной жидкостью. На удивление завлаба, весьма скептически отнесшегося к этой хитроумной затее, ответ пришел. Причем был он таким подробным, что из него становился очевидным состав жидкости. Работу в тот раз Филимонов выполнил вместо десяти месяцев за два. С тех пор его авторитет в глазах руководства и неведомых засекреченных заказчиков вырос до невообразимых размеров, и самые сложные и срочные разработки стали поручать только ему.
Филимонов любил этот стендовый зал и называл его везучим. В нем обычно происходили удачные испытания. Рядом, в соседней комнате, располагался такой же зал, но в том у Фили в начале работы в НИИ произошло несколько неудач, и его Филя недолюбливал.
В зале около зарешеченного окна у Александра был свой стол, обычно заваленный испытанными элементами с выбитыми на них цифрами, никому и ничего не говорившими. В запертом и опечатанном столе хранился журнал с рецептурным составом этих элементов и результатами испытаний. Рецептуру Филимонов тоже кодировал. Делал это по собственной инициативе, ему так было проще и удобнее записывать.
Однажды во время проверки дотошный проверяющий из Москвы заставил Филимонова открыть сейф и передать ему журнал.
– Вот вам и вся секретность! – гордо произнес он. – Агент вражеской разведки взламывает примитивный сейф и получает секретнейшие данные!
Проверяющий презрительно обвел взглядом потупившихся заместителей директора, секретчиков, а заодно всех остальных и продолжал:
– Оцениваю как неудовлетворительно!
– А я оцениваю как отлично! – таким же тоном вылез Филя. – Ничего ваш злоумышленник не получит. Все записи закодированы.
Проверяющий открыл журнал и вместо записей на русском языке увидел какую-то галиматью. Но это его не смутило, и записи были переданы в его управление для дешифровки.
Шифровальщики сдались через неделю, и была поставлена оценка «отлично».
– Благодарите его, – перед отбытием сказал проверяющий и пожал руку Филимонову.
А все было очень просто. Филя в этом журнале компоненты, ради смеха, называл по первым буквам имен или фамилий знакомых девиц, которые, по его представлению, были похожи на эти самые компоненты. Причем одни и те же компоненты в разных составах называл разными именами. Понятно, что кроме него в этом гареме никто не мог разобраться.