Сочинения в трех томах. Том 2

Леблан Морис

— Да, да…

— И он обещал вам спасти его, не так ли? Он предлагает вам его свободу, побег и все прочее? Это самое он вам обещал однажды ночью в своем кабинете, в ту самую ночь, когда вы хотели его убить?

— Да, да… это…

— При единственном условии, единственном гнусном условии, какое только этот негодяй может потребовать? Я понял, да?

Кларисса не отвечала. Казалось, что силы ее ушли в этой длительной борьбе с врагом, который день за днем захватывал все новые и новые территории.

Люпен видел в ней покорную добычу неприятеля, брошенную на произвол его каприза. Кларисса Мержи, любящая жена Мержи, убийцей которого был Добрек, мать Жильбера, которого Добрек погубил. Кларисса Мержи, спасая своего сына от эшафота, должна была, как это ни было гнусно, подчиниться желаниям Добрека. Она будет любовницей, женой, послушной рабой Добрека, этого чудовища, с видом хищника, этой ужасной личности, о которой Люпен не мог думать без отвращения.

Он сел рядом с ней и, с сострадательной мягкостью заставив поднять голову, сказал, глядя ей прямо в глаза:

— Слушайте меня внимательно. Я клянусь вам, что спасу вашего сына… Я вам клянусь… Ваш сын не умрет, слышите? Нет на свете такой силы, которая, пока я жив, покусится на жизнь вашего мальчика.

— Я верю вам… Я верю.

— Да, да, верьте! Даю слово человека, не знающего отступления. Я добьюсь! Только умоляю вас принять одно непременное условие.

— Какое?

— Вы не увидите больше Добрека.

— Клянусь.

— Вы выбросите из головы всякую мысль о соглашении с Добреком, о каком бы то ни было торге с ним…

— Клянусь.

Она смотрела на него с облегчением и абсолютным доверием, и он под этим взглядом испытывал горячее желание сделать счастливой эту женщину или, по крайней мере, дать ей спокойствие и забвение от ее страданий.

— Ну, — сказал он радостным тоном. — Все прекрасно. У нас два-три месяца впереди. Это больше, чем нужно… При условии, что я буду свободен в своих действиях. А для этого, видите ли, вы должны удалиться с поля битвы.

— Как?

— Да, исчезнуть на некоторое время, устроиться в деревне. Разве вам не жалко вашего Жака? Ведь бедный мальчуган от всех этих историй расшатал свои нервы… Он вполне заслужил свой отдых… Не правда ли, Геркулес?

На следующий день Кларисса Мержи, подавленная всеми этими событиями, поселилась со своим мальчиком у своей приятельницы, у самой опушки Сен-Жерменского леса. Она очень ослабела от преследующих ее кошмаров и всякого рода пережитых ею нервных потрясений. Малейшее волнение выводило ее из себя, и она уже несколько дней находилась в подавленном и почти бессознательном состоянии. Она ни о чем не думала. Чтение газет было ей запрещено.

Однажды, в то время как Люпен, изменив свою тактику, изыскивал средства похищения депутата Добрека, а Гроньяр и Балу, которым в случае удачи было обещано прощение, наблюдали за приходом и уходом врага, в то время как все газеты ежедневно возвещали о близком разбирательстве дела его двух товарищей, обвиняемых в убийстве, около четырех часов дня раздался внезапный звонок по телефону в его квартире на улице Шатобриан.

Люпен снял трубку:

— Алло?

Задыхающийся женский голос произнес:

— Господин Мишель Бомон?

— Это я. С кем имею честь?

— Скорее, приезжайте как можно скорее, госпожа Мержи только что отравилась.

Люпен, не расспрашивая, бросился из дому, сел в автомобиль и поехал в Сен-Жермен.

Подруга Клариссы ждала его на пороге.

— Умерла?

— Нет. Доза была недостаточна. Доктор только что ушел. Он ручается за нее.

— Почему она отравилась?

— Ее мальчик Жак исчез.

— Похищен?

— Да. Он играл возле леса. Какой-то автомобиль остановился. Вышли две старые дамы. Потом раздались крики, Кларисса хотела бежать, но упала без сил и простонала: «Это он… этот человек… все погибло». Она обезумела. Вдруг она схватила флакон, поднесла ко рту и выпила.

— И потом?

— Потом с помощью мужа я перенесла ее в комнату. Она страшно мучилась.

— Откуда вы узнали мой адрес и мое имя?

— От нее, в то время как доктор возился около нее. Я позвонила к вам.

— Никто этого не знает?

— Никто. Я знаю, что у Клариссы большие неприятности и что она предпочитает во всем тайну.

— Можно ли мне ее видеть?

— Сейчас она спит. Доктор запретил волновать ее.

— Врач не беспокоился за ее здоровье?

— Он боится горячки, нервного возбуждения или какого-нибудь припадка, в котором больная повторит свою попытку. И на этот раз…

— Что надо, чтобы избежать этого?

— Одну или две недели абсолютного покоя, а это невозможно, пока Жак…

Люпен прервал ее:

— Вы думаете, что если ей вернуть ее сына?..

— Ну да, конечно, тогда нечего бояться!

— Вы уверены?.. Вы уверены?.. Да, конечно, очевидно. Ну, хорошо, когда госпожа Мержи проснется, вы скажете ей от моего имени, что сегодня вечером раньше полуночи я приведу ей ее сына. Сегодня вечером, до полуночи. Мое обещание совершенно точно.

При этих словах Люпен быстро вышел из дому, сел в автомобиль и крикнул шоферу.

— В Париж, сквер Ламартин, к депутату Добреку.

СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР

Автомобиль Люпена представлял собой не только кабинет, снабженный книгами, бумагой, чернилами и перьями, это было, кроме того, жилище актера с ящиком для грима, чемоданом, наполненным разнообразной одеждой, и другим ящиком, где были разные аксессуары трансформатора, зонтики, трости, галстуки, очки и тому подобное, одним словом, все, что позволяло ему преображаться с головы до ног.

Около шести часов вечера у дома Добрека позвонил несколько полный господин в черном пальто и цилиндре, в бакенах и очках на носу.