Сочинить детективчик
Шрифт:
— Не хочешь ли ты сказать, что сотворил эту поэму бесплатно и ничего не поимел от торгового дома Смирнова?
— Я мог что-нибудь поиметь?
— Валера, ты меня обескураживаешь. Что значит мог? Должен был! Обязан! Две штуки как минимум — только за одно упоминание о «смирновке». А у тебя в романе не одно!.. — Саша вернул книгу на место и извлек другую.
Мамаев кинулся к телефону и набрал номер мобильника Тюрина. В трубке послышалась музыка, потом недовольный голос начальника службы безопасности: «Слушаю. Кто это?» «Я тебе, твою мать, что приказал? — прошипел Мамаев. — Я тебе приказал: смотреть днем и ночью!» «Ты, Петрович? Они смотрят». «Выключи музыку!» «Не
И дальше:
«Послушай, Тюрин. Ты не делай мне одолжения, не нужно, — попросил Мамаев. — Если тебе не нравится у меня работать, так и скажи. Я не буду тебя удерживать. Даже выходное пособие дам. И сиди в этой китайской помойке хоть сутками!» «Ты можешь уволить меня без всякого пособия, но китайского летчика не трогай! — неожиданно взъерепенился Тюрин. — Это самое стильное место в Москве. Самое стильное! Для тех, конечно, кто понимает!» «Да ты чего?» — опешил Мамаев. «Ничего! „Китайский летчик“ для него помойка! Чтобы оценить вкус, нужно иметь вкус! Конечно, если ты всю жизнь жрал „Солнцедар“, „Шато Марго“ тебе не понравится!..»
Саша захлопнул книгу и с иронией поинтересовался:
— Неужели и «Китайского летчика» ты воспел от широты души?
— Стыдно признаться, да. Я в нем даже ни разу не был. Название понравилось.
— Ну вот. А я-то восхищался: вон как Валера Леонтьев упаковывает «product placement», учись, Иванов!
— Что такое «product placement»?
— Даже этого не знаешь? Скрытая реклама! Правильно Пушкин сказал: мы ленивы и нелюбопытны. И сами же из-за этого страдаем.
Саша сел к компьютеру, отыскал нужный файл и уступил место у монитора Леонтьеву:
— Просвещайся.
Леонтьев прочитал:
«Принцесса на Кириешках», «Бочка но-шпы и ложка яда» — вслед за теле- и кинопродуктами рекламодатели осваивают книжный product placement. Литературный PP за рубежом стал активно использоваться с 90-х годов. В раскрутке Bulgari замечен британский романист Фэй Уэлдон (роман «Коллекция Bulgari»). Писательница Кароль Мэттьюс обязалась упоминать в своих произведениях машины Ford…
В России product placement в книгах стал существовать как работающий канал коммуникаций с 2003 года. Тогда после успешного эксперимента с книгой Дарьи Донцовой «Филе из Золотого Петушка» Полина Киселева, покинув компанию «Продукты питания», создала агентство Fabula и поставила PP в книгах на коммерческие рельсы. Первое место в рейтинге Fabula занимает Дарья Донцова: она выпускает по двенадцать книжек в год миллионным тиражом. Стоимость одного упоминания марки в ее книге рекламодателю обойдется от $17 000. За ней следуют: Татьяна Устинова (четыре новинки в год, тираж миллион экземпляров), Сергей Лукьяненко (новых книг столько же, тираж полмиллиона), Александра Маринина (1–2 книги в год, 700-тысячный тираж). Упоминание бренда в книгах этих авторов стоит чуть меньше — от $12 000. Далее идут авторы 300-тысячных тиражей, от $2000 за упоминание: Евсей Незванский, Татьяна Полякова и прочие…
— Лучше бы я этого не знал, — сказал Леонтьев, дочитав статью. — Что самое противное в жизни? Упущенные возможности.
— Возможности еще не упущены, — возразил Саша. — Я сведу тебя с нужными людьми. Они оценят твое умение подавать скрытую рекламу. Но о «Полиции нравов» придется забыть.
— Да нет, спасибо. Я уж побарахтаюсь. Не выйдет — значит, не выйдет. Но не попробовать не могу. Иначе получу комплекс на всю оставшуюся жизнь. А оно мне надо?..
Однажды Леонтьеву приснился странный сон. Чаще всего
Приснилось ему, что он в какой-то незнакомой местности. Что-то вроде Кольского полуострова: сопки в первом свежем снегу, берег озера, рыбаки в прорезиненных робах на причале. Он спрашивает у рыбака:
— Мужик, какое сегодня число?
— Десятое октября.
— А год, год какой?
— Семьдесят восьмой.
Первое чувство: зачем, не хочу, зачем мне возвращаться на тридцать лет назад и переживать то, что я уже пережил, за что полностью расплатился?
Второе чувство: черт, как здорово, я ведь знаю все, что будет, знаю точно, что и в какой день произойдет, с учетом этих знаний я смогу выстроить жизнь совершенно по-новому, сделать ее успешной.
А как, собственно, по-новому? — думал Леонтьев, медленно переходя ото сна в реальность. Что, например, изменится от того что я буду точно знать, в какой день рухнет Советский Союз? И до меня знали. «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Просуществовал до 1991-го. Семь лет — не такая уж большая ошибка. Ну, проору на весь мир еще раз. Раньше проору — посадят в психушку. Позже — кому это интересно?
Что еще? Буду знать, когда обесценятся вклады в сберкассах? Так никаких вкладов в сберкассе у меня никогда не было. Моя беда всегда была не в том, что я трачу больше денег, чем зарабатываю, а в том, что трачу их быстрее.
Буду знать, что не нужно бросаться на фантики МММ и на бумаги ГКО? Я и не бросался.
Вот что, пожалуй, может принести реальную пользу — отмена цензуры, про которую я буду знать намного раньше других. И если заранее написать роман вроде «Детей Арбата», можно прогреметь не хуже, чем Рыбаков.
Роман. Легко сказать. Это год работы, не разгибаясь и ни на что не отвлекаясь. А он был когда-нибудь, этот год? Семья хотела есть каждый день, ее не попросишь поголодать, пока глава семьи ваяет нетленку. Так что и эта возможность переломить течение жизни была нереальной.
И к тому моменту, когда нужно было вставать, Леонтьев вполне примирился с тем, что жизнь как идет, так и идет. Были в ней неиспользованные возможности? Наверняка были. Но что толку о них жалеть? Только настроение портить. Раз не использовал, значит, не дано.
Об этом и думал Леонтьев, добираясь на перекладных от дома Саши Иванова на Ленинском проспекте до Нагорной, где жил Коля Скляр — третий кандидат в авторы книжной серии «Полиция нравов».
Есть люди, которые сразу рождаются взрослыми и пребывают взрослыми всю жизнь — от розовой юности до глубокой старости. Таким был Саша Иванов. А есть те, что так и остаются подростками. Таким был Коля Скляр. В сорок лет он так и не стал взрослым. Маленький, узкоплечий, с редкими черными волосами, с живым помятым лицом и страдающими глазами, он всегда напоминал Леонтьеву человека, попавшего не в свое время. Да так оно, пожалуй, и было.
На литературном небосклоне Москвы Скляр возник в середине 80-х годов, еще не окончив Литинститут, — опубликовал в «Новом мире» два рассказа и небольшую повесть, сразу обратившие на себя внимание и заставившие критиков говорить о появлении яркого дарования, продолжателя традиций тонкого лирика Юрия Казакова, раннего Нагибина и даже Бунина. Вышла книжка, готовилась вторая. Но тут времена изменились, хлынул вал остро политизированной литературы, проникновенная лирическая проза Скляра затерялась в нем, как робкий подснежник в бурном потоке вешних вод.