Сочинитель

Константинов Андрей Дмитриевич

— То есть как? — опешил Андрей. — Что, прямо так, в купальнике и пошла?

— Почему в купальнике… В спортивном костюме… Она же у нас в отеле живет, что там до номера подняться.

— Понятно… — протянул Серегин. — А скажите, Юля… Как ее зовут?

— Понравилась? — улыбнулась девушка. — К сожалению, мы не можем сообщать имена наших клиентов… У нас инструкция.

— Ясно, — кивнул Обнорский, лихорадочно прикидывая, какую бы лапшу навешать на ушки этой симпатичной Юле. — Инструкция — это святое. Но… Тут, понимаете, какое дело…

— Догадываюсь, — хмыкнула девушка, но Серегин с очень серьезным выражением лица покачал головой:

— Думаю, что вы меня превратно поняли, сударыня…

Попробую сейчас объяснить… Тут такая история, как бы это сказать… непростая.

Андрей тянул время, надеясь что-то придумать, но в голову, как назло, ничего не лезло — до тех пор, пока Юля не улыбнулась с откровенным недоверием в глазах: дескать, ври-ври, парень, видали мы таких… Этой улыбки как раз и не хватало Обнорскому для вдохновения — любое дело у него получалось лучше всего тогда, когда кто-то явно выражал сомнение относительно того, что он с этим делом справится. Вот и Юля эта — зря она так улыбнулась, зря усомнилась в способности Серегина «залечить» ей мозги…

— Дело в том, что я — журналист, — сказал Андрей и достал из кармана куртки удостоверение. Юля внимательно рассмотрела документ и вернула его Обнорскому:

— Вы что, хотите взять интервью у нашей клиентки?

— Нет, конечно, — улыбнулся Серегин. — Тут в другом дело… Это очень личная история… Юля, мне нужна ваша помощь, поэтому я расскажу вам все, как на духу… У вас хорошие глаза… Мне кажется, вы умеете хранить сердечные тайны…

Юля заинтриговано подперла щеку рукой — даже самые недоверчивые женщины теряют бдительность, когда речь идет о «сердечных тайнах».

— В общем, если коротко, — Андрей тяжело вздохнул и горько улыбнулся. — Если коротко, то год назад мне очень повезло, выпало мне поехать на журналистский семинар в Голландию — на всю редакцию одно место было, хотелось всем… Ну, вы же понимаете…

Серегин посмотрел на Юлю, та машинально кивнула. Девушка явно не знала одно из основных правил ведения дискуссий — если хочешь чего-то добиться от собеседника, заставь его чаще кивать, соглашаться с тобой — пусть даже по каким-то пустякам. Когда человек все время говорит «да» по мелким и не основным вопросам — ему уже трудно психологически сказать «нет» в главной теме диалога…

— У нас все решили демократически, — продолжал вдохновенно врать Обнорский. — Кинули жребий, мне повезло… А я никогда до этого на Западе не был… Прилетели мы, значит, в Амстердам, разместились в гостинице, то да се. Я весь, как ошалевший был — масса впечатлений, все интересно, все посмотреть хочется… Знаете, такое состояние — просто как праздник какой-то постоянный…

— Понятно, — сочувственно кивнула Юля. — У меня что-то похожее было, когда я этой весной в Лондон попала…

— Ага, — Серегин снова вздохнул. — Я знал, что вы меня поймете… Да, так вот, журналисты на этот семинар съехались из разных стран — все знакомились, общались друг с другом. После занятий — неформальные посиделки разные в ресторанчиках и барах… И там была одна девушка с «Радио Франции» — Мадлен… Я, как ее увидел — сразу обалдел! Но ухаживать за ней даже не пытался — подумал, на фиг ей нужен дикий русский мужик? Только смотрел на нее все время… И вдруг — семинар уже к концу подходил, два дня до разъезда осталось — мы вечером снова все вместе в кабачке сидели, и тут она меня потанцевать приглашает… Ну, я совсем ошалел… Общались с ней кое-как по-английски… Короче — вроде, как я ей тоже приглянулся, ну и… В общем, в тот же вечер оказались мы в постели…

Юля уже слушала с явным интересом и проникалась к Серегину все большим доверием.

— Как упали в койку, так и не вылезали оттуда, — Андрей махнул рукой и совсем закручинился. — За эти последние две ночи — ни минуты не спали… Это

меня и сгубило… Она утром должна была в Париж улетать, договорились, что я провожу ее… В пять утра я из ее номера выполз, чтобы Мадлен вещи собрать могла… Ну и прилег у себя сдуру… Прилег — и как сознание потерял… Очухался только в одиннадцать утра — Мадлен уже конечно, улетела… Не знаю, что уж она подумала. Наверное, решила, что все русские мужики — законченные хамы… А я так обалдел с горя, что даже не додумался у руководителей семинара хотя бы адрес Мадлен и фамилию спросить… Улетел в Питер, начал ее уже отсюда разыскивать… Пока нашел руководительницу семинара, пока она дала мне рабочий телефон Мадлен — несколько дней прошло… Стал в Париж дозваниваться — на «Радио Франции» сообщили, что она в командировке в Югославии… Я ей сообщение оставлял — но она не позвонила, как в воду канула… Я снова звонил в Париж, задолбал там всех… Месяца через три после Амстердама какой-то мужик с «Радио Франции» сказал мне, что Мадлен уволилась и переехала в Марсель… И все… След ее окончательно потерялся. Такая вот история…

Андрей умолк, повесив голову, Юля зачарованно смотрела на него… После небольшой паузы она вдруг встрепенулась и недоуменно свела брови к переносице:

— А… а причем здесь наша клиентка? Обнорский пожал плечами:

— Вы, может быть, решите, что я совсем головой тронулся, но… Я когда эту брюнетку увидел, даже испугался — очень она на Мадлен похожа, только старше… А Мадлен говорила, что у нее есть брат и сестра… Ну, я и подумал, а вдруг… Смотрел, смотрел на эту вашу клиентку… Пока чухался — она уже в раздевалку ускакала. Я решил, что в кафе ее перехвачу — а оказалось, что она раньше ушла… Такие вот пироги… Я понимаю, все это — глупо, но… Она, действительно, очень похожа на Мадлен… Вдруг она — все-таки ее сестра? В жизни, говорят, всякое случается… Вы уж помогите мне, пожалуйста, Юля… Я — правда, не маньяк и не сексуально озабоченный, не фарцовщик и не валютчик…

На мужика (а особенно на мужика, умеющего мыслить логически) история, изложенная Обнорским, вряд ли бы произвела большое впечатление — в ней было очень много «дыр» и неувязок. Но Юля, по счастью, входила в прекраснейшую часть человечества, в ту, которая руководствовалась по большей части не логикой, а эмоциями. Серегин делал ставку на то, что русские женщины и девушки — очень жалостливые, и не ошибся. Его романтическая история, изложенная в стилистике околдовавших страну телесериалов, нашла отклик в добром сердце милой девушки Юли — она молча взяла телефонную трубку, набрала на аппарате трехзначный номер и после короткой паузы спросила:

— Алло, Лен, это ты? Привет, это Юля… Ага… Да ничего… Слушай, у меня тут клиентка была из триста двадцать пятого… Ага… Да, на номер записать попросила… Нет, ключ с ней был… Ага… Ты не могла бы посмотреть ее имя, и откуда она?… Нет, это мне нужно — похожа она на одну мою старую знакомую, вернее не мою даже, а мамину… Ага… Ой, спасибо… Ага… Как? Рахиль Даллет? Израиль? Спасибо… Ну, забегай к нам погреться, когда минутку выкроишь… Спасибо тебе еще раз.

Юля повесила трубку и с сожалением развела руками:

— Вы говорите, что ваша Мадлен — француженка? Тогда, судя по всему, не попали вы… Клиентка наша — еврейка из Израиля, Рахиль Даллет… Могла, конечно, и француженка замуж за еврея выйти, фамилию сменить и в Израиль уехать… Но — имя? Имя-то у нее тоже еврейское — Рахиль…

— Да, — вздохнул Андрей. — Похоже, вы правы, Юля… Извините, что вас побеспокоил… Наваждение какое-то, всюду мне моя Мадлен мерещится… Хотя — какая она моя…

— Ой, — всплеснула руками Юля. — Вы меня совсем не побеспокоили… Я вас, кстати, уже второй раз у нас вижу — вы тоже живете в отеле?