Сочинский вариант
Шрифт:
— В чем дело, Табакова? — спросил старпом
— Достучаться до Милочки не могу. Скажи, спит как крепко. А я с дежурства только, вот на койку свою не попаду.
Тут дверь открылась и на пороге возникла сама Милочка Щуркина, весьма натурально протирающая глазки.
— Это ты, Глаша… Извини, заспалась я… Ох, простите!…
Милочка увидела нас и запахнула воротник халатика. Всё это выглядело вполне естественно, но я ей уже не верила.
— Эмилия Щуркина,— обратился к ней старпом.— Вот товарищи из таможни. У них дело до вас.
— Дело? — удивилась Милочка.— Пожалуйста…
Несколько минут спустя присутствующие здесь смогли убедиться, что перед нами выступала способная актриса. Ее непосредственность произвела впечатление не только на старпома, но и на Ковалева, кажется. Однако документы были у него, и он обратился к женщине в белом халатике:
— Товарищ Табакова, вы живете в одной каюте с гражданкой Щуркиной?
Он с профессиональной четкостью подчеркнул слова «товарищ» и «гражданка». А Табакова только сейчас заметила нас, посторонних людей, и растерянно одернула полы своего кургузого халатика.
— Да, вместе…— пролепетала она.
— Мы обязаны провести обыск в вашей каюте. В личных вещах гражданки Щуркиной. Я приглашаю вас быть понятой.
— Понятой?…
— Свидетельницей.
— Я не знаю… хорошо, я буду свидетельницей. Обыск?…
— Да, обыск,— повернулся Ковалев к Милочке.— Вот предписание, ознакомьтесь.
Он протянул Милочке ордер, но она только покачала головой.
— Я не понимаю… пожалуйста! А в чем дело, что вы собираетесь у меня искать?
В коридоре уже начали собираться любопытные из судовой команды.
— Пройдемте в каюту,— предложил Ковалев.
Он быстрее меня вошел в свою роль, хозяйским жестом пропустил Милочку в каюту, следом Табакову, меня, старпома и вошел сам. В двери торчал ключ, он повернул его.
— Гражданка Щуркина Эмилия Владиславовна?
— Да, это я.
— Ваши документы, пожалуйста… Спасибо! Вы подозреваетесь в том, что везете с собой большую сумму денег.
— Что вы, каких денег?
— Не принадлежащих вам и не заработанных вами,— вставила я.
— А…— Милочка как будто только что заметила меня.— Здравствуйте, мы с вами…
— Да, я у вас была. Так вот, мы спрашиваем вас, не везете ли вы с собой деньги, наши или иностранные, большую сумму?
— Большую сумму?
— Скажем, несколько тысяч рублей.
— Что вы, откуда?…
— Значит,— опять вступил Ковалев,— вы утверждаете, что с вами, в ваших вещах таких денег нет?
— Конечно, откуда бы?
— Тогда разрешите осмотреть ваши личные вещи. Где ваша койка?
— Вот эта.
— Товарищ Табакова, присядьте, пожалуйста, на свою койку. Товарищ старпом, вы можете присутствовать в роли второго понятого?… Можете, очень хорошо. Вот табуретка. А вы, Евгения Сергеевна, пока рядом с товарищем Табаковой. Вы разрешите?
— Конечно, пожалуйста! — подвинулась Табакова.
Ковалев принялся за осмотр половины каюты, которую занимала койка и вещи Милочки. Признаться, я смотрела не на него, я смотрела на Милочку. Она стояла возле стола, лицом к нам, опершись о стол закинутыми за спину руками. Халатик на ней был затянут пояском. И вот я смотрела на этот поясок, который туго перетягивал пополневшую талию Милочки.
— Откройте, пожалуйста, ваш чемодан,— попросил Ковалев.
Милочка поставила чемодан на кровать, отстегнула крышку. Я не смотрела на чемодан, я знала, что в чемодане денег нет. Деньги были здесь, в каюте, но не в чемодане.
Я взглянула Милочке в лицо. Но ее маленькие настороженные глазки бесстрашно встретили мой взгляд. Да, все-таки она была достойная дочь своего отца.
— Товарищи мужчины! — обратилась я.— Могу я попросить вас покинуть на время каюту?
Старпом удивленно глянул на меня, но Ковалев понял сразу — все же он был настоящий оперативник. Он кивнул мне, открыл дверь, пригласил старпома.
— Пожалуйста, выйдемте на минутку.
Я подождала, когда за ними закроется дверь.
Милочка по-прежнему стояла возле стола. Она смотрела на меня, а я на нее. Тень беспокойства появилась на ее лице.
— Снимите ваш халат! — тихо сказала я.
— Что?
— Не нужно, хватит уже. Снимите халат, покажите, что у вас под ним.
— Как вы смеете?
— Смею.
Я встала с койки, достала из заднего кармана брюк служебное удостоверение, раскрыла его, показала. Милочка, как бы не доверяя, взяла удостоверение, откинула свободной рукой волосы, упавшие на глаза. Долго вчитывалась, затем медленно сложила удостоверение. У нее вздрогнули губы.
Она швырнула удостоверение мне в лицо.
Она бросила его сильно и точно, я не ожидала этого, не успела отвернуться. Твердая картонка удостоверения больно ударила чуть ниже левого глаза.
Я слыхала, что у людей в приступе дикой ярости белеют глаза. Я никогда не видела этого раньше и сейчас увидела в первый раз. Глядя на меня маленькими, страшно побелевшими глазками, она громким шепотом выдохнула сквозь сжатые зубы:
— Дрянь… притворщица… казенная дрянь!
— Замолчите, вы!…
Я тут же взяла себя в руки, нагнулась, подняла удостоверение, положила его обратно в карман.
Милочка шагнула к своей кровати, упала возле нее на колени, уткнулась лицом в подушку. Рыданий не было слышно, только плечи ее задрожали мелко-мелко. Табакова глядела на эту сцену, что называется, во все глаза и, конечно, пока не понимала ничего. Мне нужна была вторая свидетельница. Я посмотрела на дрожащие плечи Милочки и решила, что обойдусь и одной.
— Хватит! — сказала я.— Снимите халат. Снимите, что у вас надето под халатом. Быстрее!… Судно стоит, нам некогда ждать. Или я буду вынуждена просить о помощи мужчин…