София. В поисках мудрости и любви
Шрифт:
– Наблюдая, какие действия повторяются, а какие нет, земледельцы по одному весеннему дню могут предугадать урожайным будет год или нет. В этом вечном возобновлении по характерному образу действий и состоит таинство натурального воскрешения, вытекающее из самой природы времени.
После подробных разъяснений Нострадамуса Евгению задали еще пару вопросов, но больше никто не делал категорических высказываний против «чужестранного гиперборейца». Евгений стоял среди всех этих мудрецов, не понимая, что здесь все-таки происходит, почему он отвечал на их вопросы? По логике вещей, это он должен был задавать им вопросы.
После этих слов по залу прокатился ужасающий гул, напоминающий металлический скрежет, и под ногами покачнулся пол, как при землетрясении. В высоте от немеркнущего свода отделилось как бы великое облако света, которое удерживалось бесчисленным множеством крыл. Незримые братья, как и во сне Декарта, стали общаться при помощи мысли, не произнося при этом никаких звуков.
Некоторые из них исчезали, превращаясь в светящиеся сгустки энергии или, быть может, в шаровые молнии. Они могли свободно парить по воздуху. Иногда крылатое облако притягивало их и отпускало, точно раздавая задания. Но даже если бы Евгений запомнил эти телепатические голоса, он бы все равно не смог ничего о них рассказать. Так бывает в сновидениях, когда сновидец знает, что с ним нечто происходило и что он являлся соучастником неких событий, но после пробуждения обнаруживает, что совершенно не в состоянии объяснить, что это было и что именно он видел.
– Ты как, Eugenio? Надеюсь, мы тебя не слишком напугали? – спросил у него Нострадамус, когда кружащееся сонмы крыл подняли облако света обратно к немеркнущему своду.
– Мало кто побывал в Зале Дверей при жизни, – вмешался Иоганн Валентин Андреэ. – Вы же понимаете, как это может закончиться для воплощенной души.
– Да и после смерти не каждый получает приглашение, – шепнул на ухо Ренэ Декарт, как ни в чем не бывало, поправляя широкополую шляпу.
– Кажется, я в порядке, – медленно промямлил Евгений, приходя в чувства. – Если, конечно, данный термин применим к этому месту.
– Что я говорил, у него отличное чувство юмора! – рассмеялся Ренэ, по-дружески подтолкнув Парацельса.
– Боюсь, вас не обрадует то, что я вам сейчас скажу. Нашего астрального гостя ожидает брат I.S., это он настоял на его приглашении, – произнес Нострадамус, обращаясь ко всем.
Быстро оглянувшись на арку, в тени которой все так же скрывался таинственный наблюдатель, предпочитавший никому не показываться на глаза, Ренэ Декарт протестующее помотал головой, а потом неожиданно схватил Евгения за рукав и отвел в сторонку.
– Женэ, как бы тебе сказать, будь с ним поосторожней, ладно? Не хотел тебе говорить, но брат I.S. якшался с тамплиерами, и он не перестал этого делать в астрале, заняв высокое положение в незримом братстве. Кое-кто уверяет, что он служил Люциферу и остался ему верен! Никто не знает, что у него на уме. Поэтому запомни, здесь никому нельзя доверять, даже мне. В мире духов каждая душа сама за себя в ответе. Ну все, Женэ, теперь с Богом, ступай!
Чтобы приободрить
– Главное не теряй голову, Женэ, – усмехнулся он, провожая его взглядом.
Евгений натянуто улыбнулся, поняв мрачную шутку Декарта, и неохотно побрел к арке.
– Ренэ, а кто такой этот брат I.S.? – спросил он, обернувшись. – В смысле, может быть, я о нем что-то знаю?
– Кто такой брат I.S.? – удивленно переспросил Ренэ. – Разумеется, знаешь! Полагаю, в телесном мире нет человека, который не знал бы, кто такой сир Исаак Ньютон.
Эпизод седьмой.
Пандемониум. Sub umbra alarum
Неведомая сила с легкостью привела в движение готическую арку, и темный портал медленно поплыл вверх – к волнам северного сияния, пробегавшим по немеркнущему своду Зала Дверей. Они стояли рядом, совсем как случайные попутчики, которые оказываются на короткое время в одном лифте, – член Королевского общества сир Исаак Ньютон и Евгений, и оба почему-то молчали. Ньютон выглядел слишком отстраненным – ему как будто не хотелось ни с кем говорить. Могло даже показаться, что он считал ниже своего достоинства общаться с чужестранцем, приглашенным на большое розенкрейцерское собрание.
– Cartes, – задумчиво произнес Ньютон. – Меня восхищали его «Principia Philosophiae», он был моим кумиром когда-то.
Евгений взглянул вниз, где среди многочисленной братии ученых еще можно было разглядеть шляпу Декарта с пышными перьями. Судя по всему, Ньютон наконец решил завязать разговор, хотя от него все равно исходила какая-то холодная неприязнь.
– А сейчас? – осторожно спросил Евгений.
– Сейчас? – сир Ньютон недовольно отвел взгляд в сторону и с важным видом поправил широкий рукав роскошной мантии. – Он же француз, и к тому же католик! Могу себе представить, что он обо мне наговорил. Брат I.S. – тамплиер и слуга Люцифера. Я не прав?
На этот риторический вопрос Евгений cмог лишь пожать плечами.
– Надеюсь, между нами не возникнет таких непреодолимых разногласий, как с Декартом, – добавил Исаак Ньютон. – Скоро, Eugenio, ты сам убедишься, что никакой разведки не бывает без контрразведки. Тех же иезуитов, к примеру, погубила вера в их собственную непогрешимость. Они порой могли усмотреть соринку в глазу у других, а у себя бревна не замечали.
– Почему не замечали? Ренэ рассказывал, что за Римско-Католической церковью стояли те же самые заговорщики, с которыми Общество Иисуса вело борьбу среди протестантских проповедников. За открытие этой тайны он и поплатился своей головой.
– Если он рассказал тебе о своих сношениях с иезуитами, значит, он тебе доверяет. Это хорошо, очень хорошо… Картезий один из немногих, кто сумел разобраться что к чему в этом Великом Делании, где каждый выполняет ровно ту работу, на которую хватает ума.
Парящая по воздуху готическая арка приблизилась к северному сиянию, в котором вспыхивали таинственные знаки и предсказания, и беспрепятственно прошла сквозь ярко-фиолетовую галактическую туманность немеркнущего свода. Там, с обратной стороны галактики, в огненной стене возник длинный коридор, уходивший во тьму Лабиринта.