Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
Тим потихоньку повел приятеля к выходу. Выведя на воздух, он помог ему найти такси и, усадив в машину, убежденно сказал:
— Послушай, Каванаг, если то, что ты мне сейчас говорил, не пустая болтовня, я тобой восхищаюсь. Правда!
Джордж вскинулся и пьяным голосом спросил:
— Ты что, Хоган, серьезно?
— Я завидую, что у тебя такое сердце, — с чувством произнес Тим.
— Не верю. Зато я завидую твоей голове! Спокойной ночи, монсеньор.
С этими словами Каванаг закрыл окно и сделал шоферу знак трогаться.
Когда Тимоти вернулся в дом, к нему подошел сам хозяин.
— Любезный Тимотео, — обратился посол Орсино по-итальянски. — Я вас повсюду ищу!
— Я очень рад снова вас видеть. Как поживает ваша сестра?
— Цветет, как всегда. Вам от нее горячий привет. Но я бы хотел побеседовать с вами без этого скопления народа. Могу я вас пригласить завтра позавтракать со мной?
— В любое удобное для вас время.
— Отлично. За вами заедет мой шофер без четверти восемь. Доброй ночи.
Утро выдалось необычайно солнечное и теплое. Стол с изысканными яствами был накрыт на террасе резиденции посла. На почтительном расстоянии стоял навытяжку дворецкий в белых перчатках. Не считая его, их было только двое — Тим и брат княгини.
— Пожалуйста, Тим, зовите меня Джанни, — попросил дипломат. — Наслышан, наслышан о ваших достижениях в Бостоне. Вы, судя по всему, в равной мере искушены и в Священном Писании, и в бухгалтерском учете.
Тим невольно улыбнулся.
— Вообще-то, это оказалось на удивление благодарным занятием. Признательность всех, кому мы помогаем…
— А сан? Вам разве не щекочет слух само обращение «монсеньор»? — Видя его колебания, Орсино попытался вызвать Тима на откровение: — Легкое тщеславие грехом не является. Готов сознаться: при всех моих титулах и званиях каждый новый чин доставляет мне подлинную радость.
Подобное ребячество вызвало у Тима улыбку.
— А вы эти почести больше чем заслужили, смею вас заверить, мой друг. Скажу, что на моем столе лежит прошение кардинала Малрони о вашем повышении… — Он понизил голос, а затем с деланным безразличием произнес: — Но нет! Мы слишком высоко вас ценим, мой мальчик, чтобы позволить чахнуть в Бостоне даже на посту помощника епископа! Вы нужны в Риме.
От одного упоминания о любимом городе у Тима заныло сердце.
— А чем я там буду заниматься? — спросил он, стараясь не показать волнения.
— Ну, боюсь, это будет нечто потруднее перевода латинской корреспонденции. Я убедил Его Святейшество, что в вашем сердце достаточно асбеста, чтобы стать посредником между огнем и жаровней. — Он улыбнулся. — Я красиво выразился по-английски?
— Да… Джанни, — ответил Тим, изумленный тем, что его имя звучало в разговоре не с кем иным, как с самим папой.
Орсино отхлебнул кофе, вытер губы и, нагнувшись вперед, пристально посмотрел на Тима.
— Жаровней я называю Южную Америку, Тимотео, — доверительно поведал он. — Никто лучше меня не знает, сколь плачевны наши дела в этой части света. А «огонь» — это, боюсь, кардинал Франц фон Якоб, официально — архиепископ Гамбургский. Вам, конечно, известно, какой пост он занимает сейчас?
— Да, — ответил Тим, — он префект Конгрегации вероучения.
— Знакомы с ним? — спросил Орсино.
— Я, к сожалению, не вращаюсь в столь высоких кругах, — ответил Тим.
— На самом деле очень даже вращаетесь! — Посол улыбнулся. — Я видел его на вашей защите, хотя он остался верен себе и на банкет к моей сестре не пришел. Между нами говоря, он невероятный человек! Но у него и миссия невероятная. Наверное, только пруссак мог взяться за дело просвещения в африканских епархиях, где месса исполняется под звуки тамтамов и единственной уступкой целибату является то, что местные пастыри живут отдельно от своих жен и детей. Надо ли говорить, — добавил Орсино, — что фон Якоб правит железной рукой.
— Это разумно, — усмехнулся Тим. — Священная конгрегация имеет давнюю историю. В особенности — под ее прежним названием. Святой инквизиции.
— Можешь мне поверить, Тимотео, что по сравнению с Южной Америкой Африка — детские игрушки. Я лично могу это засвидетельствовать. Иезуиты вдалбливают верующим неприемлемые для них воззрения. Все это «окультуривание» — полнейший бред. Можно сказать наверняка, что церковные песнопения там будут звучать в ритме танго. Если нам не удастся взять этих революционеров под контроль, святой отец будет вынужден распустить Общество Иисуса, как в свое время — Климент XIV. Мой мальчик, это война!
— Но я не вижу в ней роли для себя!
Тим был искренне озадачен.
— А-а, — протянул Орсино и, встав из-за стола, принялся мерить террасу шагами, подкрепляя свои слова выразительной жестикуляцией. — В том-то и суть! Вы — образованный деятель церкви. Харизматический оратор. А главное — человек с неколебимой верой в Рим. По моей настоятельной рекомендации оба, и кардинал фон Якоб, и Его Святейшество, полны желания возложить на вас обязанности посланника папской курии по особым поручениям в епархиях Латинской Америки.
— Во всех сразу?
— Нет, только в тех, где мутят воду иезуиты, — ответил Орсино и улыбнулся. — То есть — наверное, во всех. Таких инцидентов, как оскорбление Его Святейшества сандинистами во время его поездки по Никарагуа, больше быть не должно. Наши пастыри в Южной Америке должны обладать достаточной убежденностью, чтобы пропускать мимо ушей выпады мятежной иезуитской прессы…
— Типа «Ла Воc дель Пуэбло»?
— Вот-вот, — поддакнул дипломат. И ловко переменил тему: — Вы могли бы прибыть в Рим к концу месяца?