Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
— Он толстый, — сказала Рена.
Рав Луриа обратился к жене:
— Ты слышишь, Рахелех? Брак, оказывается, теперь как конкурс красоты! Наша дочь считает этого образованного человека из уважаемой семьи недостойным, потому что у него есть немного лишнего веса.
— Не «немного», а полно! — выпалила Рена.
— Рена, — взмолился отец, — он благочестивый юноша, и он будет тебе хорошим мужем. Почему ты упрямишься?
— Потому что не хочу за него!
«Молодец, Рена», — подумала Дебора.
— Не хочешь? — воскликнул раввин в театральном изумлении. — И это ты называешь веской причиной?
Неожиданно на сторону Рены встал Дэнни.
— Но отец, — вступился он. — Как же свод Законов? Вспомни «Эвен а-Эзер», глава сорок вторая, раздел двенадцать. Там прямо сказано, что для брака требуется согласие женщины.
Если бы это был не его обожаемый сын и наследник, Моисей Луриа сейчас, наверное бы, вспылил от попытки поставить под сомнение его доводы. Но поскольку это был Дэниэл, он не смог удержать горделивой улыбки. Его мальчик, еще даже не бар-мицва [6] , не боится скрестить богословские клинки с самим зильцским ребе! На тот момент дискуссия о замужестве Рены была окончена.
6
Мальчик, достигший совершеннолетия (13 лет) для принятия на себя обязательства исполнять заповеди (от иврит. «бар» — «сын, мальчик» и «мицва» — «заповедь»), а также сам обряд, знаменующий это событие.
В последующие дни в доме царило неослабевающее напряжение, и поздними вечерами происходили долгие телефонные разговоры вполголоса.
После одного такого особенно затянувшегося звонка рав Луриа медленным, но твердым шагом прошел в гостиную, где сидела вся семья.
Он взглянул на жену и устало произнес:
— Эпштейн начинает нас торопить. Он говорит, Бельцеры уже предлагают ему свою дочь. — Он театрально вздохнул. — Ах, какая жалость — упустить столь образованного юношу! — Он бросил взгляд на Рену. — Конечно, у меня и в мыслях нет силой принуждать тебя к тому, что против твоей воли, дорогая, — ласково сказал он. — Это будешь решать только ты.
В наступившей тишине Дебора физически ощущала, как вокруг ее сестры сжимаются эмоциональные тиски.
— Хорошо, папа, — слабо вздохнула Рена. — Я выйду за него.
— Вот и чудесно! — возрадовался рав Луриа. — Чудесная новость! Двух недель для подготовки к помолвке будет достаточно?
Он повернулся к жене и спросил:
— Как думаешь, Рахелех?
— По мне, достаточно. Ты будешь устраивать ее вместе с ребе Эпштейном?
Раввин улыбнулся.
— Все уже устроено.
Дебора стиснула зубы и мысленно поклялась, что ни за что не даст им так собой манипулировать. «Интересно, — подумала она, — станет ли он так же командовать своим ненаглядным Дэнни?»
Впоследствии Дэниэл смутно вспоминал визит ребе Эпштейна к отцу, посвященный согласованию последних деталей сватовства, в том числе приданого Рены и, самое главное, времени и места свадьбы.
Следующий этап навеки запечатлелся у него в памяти. Традиция требовала от родителей жениха и невесты, в знак того, что сделка заключена, разбить тарелку. Иногда — так было и в этот раз — для этого приходили сразу несколько женщин с посудой, и, когда объявлялось о достигнутом согласии, с шумом били тарелки о кухонный пол с традиционными поздравительными возгласами: «Мазл тов, мазл тов!» [7]
7
«На счастье, на счастье!»
— Зачем они все бьют посуду, как сумасшедшие? — спросил Дэнни у отца.
— Видишь ли, сынок, — раввин просиял, — тому есть несколько объяснений. Одни говорят, что битое стекло нельзя склеить, что символизирует незыблемость согласия между женихом и невестой. Есть и более красивое объяснение. Предполагается, что грохот отпугивает злых духов, которые могут навлечь проклятие на брак.
К общему веселью и последовавшему в ознаменование помолвки застолью присоединилась даже Дебора, внутренне не одобрявшая насильственного замужества сестры.
В субботу накануне свадьбы толстячок Авром Эпштейн, как нареченный жених, был удостоен чести взойти на кафедру и возгласить выбранный раввином отрывок из Пророков.
Когда он взобрался на подиум, на него обрушился град крошечных снарядов в виде изюма, миндаля, орехов и карамели — это женщины со своего балкона осыпали его маленькими символами семейного счастья. Большинство женщин бросали горсти в жениха небрежно, но Дебора, желая выразить свой протест, набрала побольше твердых орехов и с силой запустила ими прямо в макушку будущему зятю.
Теперь Рахель надлежало разъяснить падчерице некоторые особые еврейские «факты жизни». Деборе присутствовать не полагалось, но ее разбирало такое любопытство, что Рахель и Рена не стали возражать.
Суть лекции, прочитанной ее матерью, состояла в определении понятия женской чистоты. Или, если говорить точнее, нечистоты. Рав Луриа со всей скрупулезностью расспросил жену о сроках менструального цикла дочери, с тем чтобы в день свадьбы она была ритуально чиста. Сейчас, со всеми подробностями, Рахель объясняла ей, как следить за своим организмом из месяца в месяц, чтобы точно знать о начале и конце каждой менструации. После ее окончания ей полагается на протяжении семи дней ежедневно менять нательное белье и простыни, и только после этого ей будет снова позволена половая жизнь.
Во время ее двухнедельного духовного «загрязнения» жена не должна никоим образом прикасаться к мужу. Даже кровати на это время должны стоять врозь. Правила были такими строгими, что мужу не позволялось есть оставленную женой еду, если только она не переработана в какое-то другое блюдо.
— Рена, ты все поняла? — спросила Рахель.
Падчерица кивнула.
Рахель потрепала ее по руке.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, дорогая! Мне бы тоже хотелось, чтобы все это тебе рассказывала твоя родная мама.
Рена опять кивнула и сказала:
— Спасибо.
Дебора не могла сдержать отвращения от мысли о том, что когда-нибудь и она будет считаться «нечистой» в глазах своего суженого. Половину каждого месяца ее будут считать нечистой, запачканной, неприкасаемой.
Спустя шесть недель Рахель повела Рену в микву [8] , первую в ее жизни ритуальную баню, для первого очищения. Дебора осталась дома и рисовала в своем воображении всевозможные картины.
8
Бассейн для ритуального омовения.