Сокол, № 1, 1991
Шрифт:
«Ну, не подведи…» — мысленно взмолился я, сжимая в руке пистолет. Наган я тоже приготовил, но стрелять из него было равносильно смертному приговору самому себе — такой грохот услышат не только в торговом зале, а и менты, которые окружили со всех сторон эту мышеловку.
— Пора его за жабры брать… — послышался мне голос, кажется, Заскокина.
— Сволочь… — согласился Коберов. — Сколько можно нас за нос водить. Вот и поговорим…
— Угу…
Первым зашел в кабинет Коберов.
— Где его нечистая носит? —
— Наверное, в подсобке товар получает. Подождем… — Заскокин прикрыл дверь и увидел меня.
Я нажал на спусковой крючок. Конечно, «лама-автомат» — машинка что надо: раздался тихий хлопок, Заскокина будто кто сильно толкнул в грудь, он отшатнулся и сполз по стене на пол.
Нельзя не отдать должное реакции Коберова, еще звучал в ушах выстрел-хлопок, а он уже выбросил кулак, целясь мне в скулу. И достал бы, в этом нет сомнений — уйти в сторону мне мешала стена, а сблокировать я уже не успевал. Оставалось одно: резко мотнув головой назад и подогнув колени, я упал на спину. И уже в падении вогнал ему пулю меж глаз…
В торговом зале все было спокойно: галдели покупатели, на экране японского телевизора полицейские в каком-то видеофильме ловили гангстеров, щебетали улыбчивые продавщицы, зевали охранники, одуревшие от теплого спертого воздуха… Не останавливаясь, я прошел мимо них с группой студентов, которые живо обсуждали последние видеоновинки, и очутился на улице. Некоторое время я шел рядом с ними, а затем, когда они свернули за угол, направился к своей машине.
В пивбаре «Морская волна» штормило — привезли свежее пиво. Этот бар был одним из последних островков прежнего пивного изобилия, влачащих жалкое существование после известных указов и постановлений.
Любители пива всех возрастов, от юнцов с нежным пушком на щеках до стариков пенсионеров с орденскими планками на потертых пиджаках, брали приступом массивный дубовый прилавок, за которым с невозмутимостью старого морского волка важно «правил бал» знакомый доброй половине города Жорж Сандульский.
Основная масса страждущих, получив вожделенный напиток, толпилась у длинных стоек, сверкающих удивительной, немыслимой для наших баров чистотой. Две или три девушки в белоснежных халатах словно пчелки сновали по залу, убирая пустые кружки и рыбьи остатки в рваных и мокрых газетах — Жорж терпеть не мог грязи и беспорядка. Приколотый на видном месте призыв «У нас не курят» здесь исполнялся неукоснительно. Редких нарушителей этого правила (в основном приезжих) сначала вежливо предупреждали, а затем брали под локотки и выводили вон. И после такому горемыке путь в «Морскую волну» был заказан — у Жоржа была отменная память.
Меня Сандульский узнал сразу — мы учились в одной школе, только Жорж на два класса старше. Знал он, и где я теперь работаю. Любезно улыбнувшись, Жорж кивнул, приветствуя меня. Но его глаза вдруг стали холодными, а взгляд — жестким и вопросительным. Я показал ему на дверь подсобки. Он понял.
— Вера! — позвал Жорж одну из девушек. — Смени…
Подсобка оказалась весьма уютным кабинетом с мягкой мебелью, цветным телевизором и импортным видеомагнитофоном.
— Шикарно живешь… — не удержался я, усаживаясь.
— Ты по этому поводу пришел? — насмешливо посмотрел на меня Жорж.
Я неопределенно пожал плечами. Жорж несколько изменился в лице, хотя по-прежнему держался раскованно, по-хозяйски.
— Пива выпьешь? — спросил он. — Есть свежая тарань.
— Увы, не могу. На службе.
— Пренебрегаешь?
— Что ты, Жора… Просто через часок мне надобно появиться на глаза шефу, а он у нас мужик принципиальный. Не ровен час, учует запах…
— И то… — согласился Жорж, испытующе глядя на меня.
Я рассмеялся:
— Не узнаю тебя, Жора. Ты стал похож на Штирлица во вражеском тылу. Расслабься, меня твои пивные нюансы не щекочут.
— Будешь тут Штирлицем… — Сандульский с видимым облегчением откинулся на спинку кресла, — Проверки да комиссии через день. Замахали. Тяну на голом энтузиазме. Жду лучших времен.
— А они предвидятся?
— Тебе лучше знать. Ты ведь в начальстве ходишь. А мы народ простой.
— Да уж… Ладно, не про то разговор, Жорж. У меня к тебе один вопросик имеется. Но только чтобы между нами…
— Обижаешь, — серьезно ответил Жорж. — С длинным языком в торговле не держат, ты должен бы об этом знать.
— Надеюсь… Жорж, тебе известен некто Додик?
Сандульский вдруг побледнел. Он быстро встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в зал. Затем не спеша вернулся на свое место и осторожно спросил:
— Какой… гм… Додик?
— Не темни, Жора, ты знаешь, о ком идет речь.
Мой уверенный тон смутил Сандульского.
— В общем… конечно… Приходилось видеть…
— Выкладывай, — требовательно сказал я. — Все, что тебе о нем известно. Что слышал, что народ говорит.
— А что я могу знать? Ну иногда заходит в пивбар с компашкой. Пьют пиво. Не дебоширят, солидные ребята…
— Маловато. Другому бы, может, и поверил, тебе — нет. У тебя глаз наметан, ты своих постоянных клиентов наперечет знаешь, всю их подноготную. Не так? Убеди меня в обратном, если сможешь.
— Не хочу я о нем говорить! — окрысился Жорж, потеряв на миг самообладание. — Не хочу, не буду! И не заставишь.
— Своя рубаха ближе к телу — это мне понятно… Вот что, Жорж: или мы с тобой здесь, так сказать, не для прессы, побеседуем, или я тебе повесточку в зубы — и в управление. А там официально: вопрос-ответ. С твоей личной подписью. Устраивает такой вариант?