Сокол и Чиж

Логвин Янина

Он открыл дверь, пропуская меня в квартиру.

— Извините, но на чай не приглашаем. Не любим незваных гостей. Может, в другой раз?

— Да пошел ты…

— Да! Да пошел ты!

И уже чуть ниже на лестнице:

— Владка, с ума сошла! Ты зачем Сокольского послала?

— Не знаю. А ты?

— И я не знаю.

— Блин, может пойти извиниться? Я ж без него жить не могу!

— Блин, и я!

И в один голос:

— Арте-ем, прости-и-и!

— Илона, такси вызвать? — это уже спросил Сокол, глядя на дочь Сусанны с улыбкой и приподнятой

бровью.

— Да пошел ты…

Сокольский захлопнул дверь и прижал меня к себе.

— Ну вот, Чиж, теперь ни у кого нет претензий, и я весь твой.

— И мне это ужасно нравится!

Мы раздевали друг друга с желанием и улыбками — невероятное сочетание, когда страсть умеет говорить и видеть. Когда руки дрожат от нетерпения и нежности, а дух захватывает от понимания, что любишь, сердца бьются в унисон, а глаза отражают одно чувство на двоих.

Неужели это тот самый Артем Сокольский — мечта университетских девчонок, красавчик и задира, к которому так просто не подойти, сейчас целует меня и говорит, что он мой? Неужели это я — девчонка, которая и близко не мечтала влюбиться и думала, что знает все наперед, целую его в ответ и говорю, что я его?

Неужели это мы, вот такие — простые и настоящие, не можем оторвать друг от друга рук и разорвать губ?

Подушки у Сокола мягкие, и мы валимся в них, забывшись в поцелуе. Я уже стянула с Артема толстовку и футболку, и сама осталась без свитера. Потрясающие ощущения откровенной бесстыдной сексуальности, когда к тебе прижимается голая мужская грудь, а жадные пальцы пробираются под джинсы. Когда ты чувствуешь под ладонью плоский живот и удивляешься своей смелости, потому что острота ощущений заставляет действовать, отметая любой стыд.

— О да-а… наконец-то! — я помогаю Артему снять с себя джинсы и слышу, как он смеется, склоняя голову и целуя меня в живот. Подхватывает зубами тонкую резинку тех самых простеньких бикини — синих в белый горох, стягивая их к бедрам. — Ты не представляешь, Чиж, сколько раз в мыслях я видел их на тебе и снимал, — признается, покусывая кожу. — Сколько раз этот чертов горох снился мне. Тогда в ванной, когда застал тебя после душа, думал не сдержусь. Чуть крышу не сорвало… Фанька! — шепчет Сокол, освобождая меня от белья, и нежной ладонью раздвигает колени. Проводит губами внизу живота, заставляя раскрыться ему навстречу — Какая же ты у меня красивая! А я голоден, страшно голоден и так соскучился по своему мясу на костре, что готов обглодать каждую косточку…

— Иди ко мне! — зову я и чувствую на груди приятную тяжесть. Обвиваю руками шею парня, прижимаю его к себе и шепчу в ответ: — Ты тоже мне снился, Артем, и знаешь, во сне я была такой смелой, что сама себе удивляюсь. И очень-очень гибкой.

Вздох замирает на губах Сокола.

— Чиж, неужели ты сейчас намекаешь на то, что не против повторить нашу встречу в ванной комнате, но только с продолжением?

— А почему бы и нет? — улыбаюсь в губы. — Я ведь знаю, что ты хочешь.

— Чи-иж…

Близость — самое насущное, что сейчас нам

требуется, и мы оба отдаемся ей с головой. Мне нравится вкус его кожи, упругость небольших сосков, тугие мышцы пресса и то, как они сокращаются под моей рукой. Как мой парень отзывается на прикосновения губ и ладоней. Как жадно требует в ответ, заставляя тело гореть от желания и трепетать от дрожи, упиваясь его вниманием.

Я сижу на бедрах Сокола, и он целует мою грудь. Мнет пальцами ягодицы, приподнимая меня себе навстречу, и каждое движение друг к другу наполняет нас острым удовольствием. Эти толчки — ненасытные и глубокие одновременно, взмокшие тела и срывающиеся с губ слова в тишине квартиры — все это принадлежит сейчас только нам. Только наше. Только для нас двоих.

Я начинаю дышать чаще, сжимаю плечи, зарываюсь пальцами в волосы, и Артем теснее притягивает меня к себе. Ударяется в меня бедрами, чтобы через несколько секунд, поймав мой стон, задохнуться самому.

— Анфиса, я люблю тебя, — шепчет у губ. — Люблю тебя…

— Я тоже, — хватает сил сказать, — люблю…

— Как можно тебя на кого-то променять? Ты же настоящее чудо!

Мы падаем на подушки, и я целую Артема в щеку, в нос, снова в губы. Мне нравится его улыбка, она у него такая же потрясающая, как и он сам.

— Сокольский, ты меня жутко смущаешь, — признаюсь.

— Привыкай, Чиж, — невозмутимо отвечает Артем. — Ты моя сладость. Судя по отцу и деду — мы, Сокольские, любим раз и на всю жизнь. Надеюсь, ты не против, что я нашел свой объект обожания?

— Ну…

— Фанька! — лицо Сокола вдруг становится очень серьезным в ожидании моего ответа, и я хохочу.

— Нет, глупый! Конечно, нет!

— Не поверишь, Чиж, но я до тебя даже не влюблялся никогда. Увлекался, не больше. И отца не понимал. А сейчас даже страшно подумать что будет, если ты меня вдруг разлюбишь, — вздыхает Артем. — Мне хватило двух дней, чтобы понять, во что превратится моя жизнь. Наверно, я тоже буду тебя ждать и искать…

— Ты с ума сошел! Что за мысли?

— … самую красивую на свете девчонку. Любительницу старого кино и фисташкового мороженого.

— Ну, эскимо я тоже люблю. И с карамелью. Да и шоколадное можно… Хм. Так уж и красивую? Ой, Артем…

— М-м?

— Поцелуй меня так еще раз. Пожалуйста…

Вскорости уставшие мы засыпаем, чтобы ночью проснуться и снова любить друг друга.

Артем признается в темноте, баюкая меня на своей груди, и оттого признание кажется особенно трогательным.

— Там, в буфете, ты сказала, что я никогда бы не заметил тебя, если бы не случай, а я ответил, что это неправда. Так вот, Чиж, я не врал. Первого сентября на тебе был летний сарафан — такой же легкий и солнечный, как тот день. Кто-то из парней — кажется, Лешка — обратил внимание на симпатичную девчонку, и я как дурак пялился, провожая тебя взглядом. Ты распустила волосы и шла по корпусу с корзиной цветов…

— Да, Снежная Королева информатики поймала меня после пары и попросила отнести цветы в деканат.