Сократ в Хельсинки
Шрифт:
Небо содрогалось от рокота моторов самолета, который, казалось, стремительно приближался. Солдат схватил своего спутника за руку и повалил наземь, к подножию памятника, а сам распластался рядом.
— Что здесь за шум? Расходитесь, расходитесь! — раздался окрик полицейского.
Одна пожилая женщина с пробивающимися усиками поспешила на помощь представителю власти:
— Здесь какие-то двое пьяных нарушают общественное спокойствие. Конечно, на водку денег у них достаточно, а на то, чтобы одеться, — нет. Таких надо просто немедленно
— Наверно, они как раз оттуда и сбежали, — заметил солидный господин.
— Разойдись! — закричал полицейский и пронзительным свистком стал звать подмогу.
— Вы кто такой? — рявкнул полицейский на человека в военной форме и рывком заставил его подняться.
— Рядовой Вихтори Виртанен, третьего пехотного полка.
— Вы пьяны. Что это вы валяетесь? Ноги не держат?
— Я не валялся. Услыхал, что самолет летит, и бросился на землю. Но, кажется, самолет был наш.
— Кто вам выдал эту форму?
— Завскладом. А какого черта вы меня допрашиваете? Я обязан давать отчет военному начальству, не полиции.
— Вы обязаны давать отчет всему обществу. Не стоит лезть на рожон. А это что за идиотик? Вот тот, что трясется там, прижавшись к пьедесталу? Что он бормочет? Тарабарщина какая-то.
— Это мой учитель.
— Вставай, вставай, старик, ну! Как твоя фамилия?
— Он не понимает по-фински, — вступился Вихтори.
— На каком же языке он говорит?
— На небесном... И на греческом... Его имя Сократ.
Толпа обрадовалась. Столь оригинальное представление редко увидишь бесплатно в Хельсинки, где каждая шутка на вес золота. Сократ схватил Виртанена за руку и, с ужасом глядя вокруг, пролепетал чуть слышно:
— В Афинах никогда бы не случилось ничего подобного...
— Нынче и там то же самое, — ответил Виртанен.
Откуда-то вынырнула полицейская машина. Сократа трясло, как в лихорадке, и он все туже завертывался в плащ. Вокруг него толпились, рыча и отравляя смрадным дыханием воздух, все мифические звери, все невероятные чудища гомеровской старины. Он заслонил глаза ладонями, чьи-то руки схватили его и впихнули вместе с Виртаненом в полицейскую машину.
— Неужто это Аргус? — шепотом спросил он Виртанена, когда машина тронулась.
— Что?
— Это чудище, в чреве которого мы находимся?
— Это микроавтобус.
— Ты уверен, что не Аргус? У него и спереди и сзади такие огромные глаза. Я видел.
— Вздор. Это фонари.
— Прекратите шушуканье! — крикнул на них полицейский. — Что еще за воровской жаргон! Кстати, Виртанен, откуда у вас кровь на шинели?
— Я уже точно не помню. Получил ранение.
— Где?
— На фронте.
— Он с неба свалился, — сказал второй полицейский, подморгнув своему товарищу. — Не стоит с ними разговаривать. У обоих, видно, шариков не хватает. Небось пили что-нибудь этакое — политуру или антифриз.
— У меня голова в порядке! — вспылил Виртанен. — Вот я доложу по начальству. Командир полка задаст вам, чертям. Я знаю законы военного времени.
— Военного времени? — хихикнул полицейский. — Сейчас-то ведь мир.
— Мир? Неужели мир? Когда же его заключили?
— Да уж больше двадцати лет назад.
Машина остановилась у полицейского участка, и задержанных повели на допрос. Тут было установлено, что Виртанен действительно получил ранение в грудь. Пуля пробила грудную клетку и вышла между лопаток наружу. Осмотрев опознавательный жетон, проверили его личность и установили, что он, Виртанен, был объявлен мертвецом тогда-то и тогда-то. В протоколе допроса молодой полицейский офицер отметил следующее: а) рядовой Вихтори Виртанен отвечал на все вопросы сбивчиво и весьма старомодно; б) анализ крови показал, что задержанный не употреблял ни алкоголя, ни других наркотиков; в) поскольку закон повелевает всех мертвецов непременно либо хоронить, либо сжигать, рядового Виртанена предписано похоронить или кремировать по истечении недели; г) задержанный отпускается на двое суток на свободу, дабы он мог дать налоговому управлению соответствующие объяснения касательно неуплаты налогов за столь длительный срок.
Итак, с Виртаненом все было ясно. Но допросить Сократа оказалось труднее. Он говорил на языке, который понимал один лишь Виртанен.
— Неужели эта старая обезьяна не знает никакого человеческого языка?
— Мой учитель говорит по-гречески, — ответил Виртанен.
— Так, стало быть, он грек?
— Так он уверяет.
— Хорошо. Сейчас мы это проверим.
На помощь немедленно вызвали из греческого консульства молодого секретаря. Едва взглянув на земляка, он покачал головой и сухо сказал:
— Любезные господа! Я нахожу это оскорбительным. Столь безобразной физиономии не знает история моей благородной страны. Как его имя?
— Сократ, — сказал полицейский офицер. Секретарь консульства вздрогнул. Он подошел ближе к закутанному в плащ старику и спросил:
— Где вы родились?
Сократ пожал плечами и ничего не ответил.
— Как же ты смеешь выдавать себя за грека? — продолжал молодой дипломат.
Сократ улыбнулся доброй улыбкой учителя и, вглядываясь в правильные черты лица молодого человека, сказал:
— Гражданин! Звуки речи твоей мне знакомы, но я не понимаю, что ты говоришь.
— Кажется, он говорит на древнегреческом, — улыбнулся сотрудник консульства. — Клянусь бородой Перикла, это какой-нибудь свихнувшийся ученый, высохший над фолиантами греческой истории. Я не могу быть вам полезен как переводчик. И простите, я занят. Мое почтение, господа!
Сотрудник консульства поклонился и ушел. Теперь в переводчики пригласили профессора классической филологии из хельсинкского университета. Он оказался как две капли воды похож на Сократа, точно они были близнецы, — такой же сморщенный, добрый и на две тысячи триста лет отставший от современности.