Сокровенные тайны (За семью печатями)
Шрифт:
— А это так важно? — поинтересовался Джуниор.
— Не знаю. — Она повернулась к нему, прижавшись затылком к боковому стеклу. — Вам виднее, важно ли это.
— Брак длился меньше года. Мы расстались друзьями.
— Это вы так считаете. А она вас любит по-прежнему. Он поморщился.
— В этом тоже причина разладов между нами. Стейси любит самозабвенно и властно. Она меня прямо в кандалы заковала. Дыхнуть не мог. Мы…
— Бросьте, Джуниор, вы же спали тут со всеми подряд, — нетерпеливо прервала она. — Избавьте меня от пошлых подробностей.
— В таком случае зачем вы об этом заговорили?
— Потому что она напала на меня в дамской комнате с обвинениями, будто своим расследованием я гублю жизнь ее отцу.
— Помилуй бог, Алекс! Джо Уоллес обожает поплакаться. Стейси носится с ним, как полоумная мамаша. Ни минуты не сомневаюсь, что он разнюнился и наговорил ей про вас бог знает чего. Просто чтобы она ему посочувствовала, они потворствуют неврозам, которыми страдают оба. Не волнуйтесь вы об этом.
В эту минуту Джуниор вызывал у Алекс почти неприязнь. На ее взгляд, такое пренебрежение женской любовью — любовью какой бы то ни было женщины — отнюдь не является достоинством. Она наблюдала за ним сегодня вечером; он вел себя именно так, как говорила Стейси: переходил от одной женщины к другой. Молодые и старые, привлекательные и невзрачные, замужние и одинокие — все казались ему желанной добычей. Он был обаятелен с каждой, как ряженый зазывала в торговых рядах на Пасху — заводит толпу, раздает конфетки падким до сладостей ребятишкам, а они и не понимают, что лучше бы им этих сластей не есть.
Женскую лесть и заискивание он явно принимал как должное. Такая самовлюбленность никогда не вызывала у Алекс ни одобрения, ни сочувствия. Джуниор не сомневался, что способен пробудить нежные чувства у любой женщины, стоит лишь ему заговорить с нею. Он флиртовал непроизвольно — так же естественно, как дышал. Ему и в голову не приходило, что кто-то может неверно истолковать его намерения и получить эмоциональную травму.
Не будь разговора со Стейси, Алекс лишь снисходительно улыбнулась бы, как улыбались в подобных случаях другие женщины, сочтя его вкрадчивую обходительность просто свойством характера. Теперь же Джуниор ее раздражал; ей хотелось, чтобы он понял: она такого беспечного пренебрежения не допустит.
— Стейси говорила не только о судье. Она сказала, что я воскрешаю воспоминания о вашем с нею браке и тем самым выставляю напоказ ее грязное белье. У меня сложилось впечатление, что развод с вами стал для нее многолетней каторгой.
— Но я-то тут при чем, а?
— А должны бы быть при чем. Ее резкая реакция удивила его.
— Вы никак сердитесь на меня. За что?
— Не знаю. — Эта краткая вспышка была ей почему-то приятна. Теперь же она почувствовала изнеможение. — Извините. Может, все дело в том, что меня всегда тянет поддержать обездоленного.
Он протянул руку и накрыл ее колено ладонью.
— Превосходное свойство, оно не ускользнуло от моего внимания.
Алекс взяла его руку и положила на кожаное сиденье между ними.
— 0-хо-хо, значит, подозрение с меня не снято. Она не поддалась очарованию его улыбки.
— Зачем вы женились на Стейси?
— Вы в самом деле хотите это обсудить? — Подъехав к мотелю «Житель Запада», он выключил передачу.
— Да.
Нахмурившись, он заглушил двигатель и, опершись локтем о спинку сиденья, повернулся к ней.
— В тот момент казалось, что иного не дано.
— Вы же ее не любили.
— Какая, к черту, любовь.
— Однако спали с ней. — Он вопросительно поднял бровь. — Стейси сказала, что вы были любовниками задолго до того, как поженились.
— Да не любовниками, Алекс. Я иногда водил ее куда-нибудь.
— Как часто?
— Хотите начистоту?
— Валяйте.
— Я приходил к Стейси, когда припирало, а сестры Гейл были заняты, или у них были месячные, или…
— Кто-кто?
— Сестры Гейл. Это к делу не относится. Он заранее отклонил вопросы, которые, как он понимал, уже роились у нее в голове.
— У меня вся ночь впереди. — Она поудобнее пристроилась к дверце.
— Вы что же, никакой мелочи не пропускаете?
— Разве самую малость. Так что же это за сестры?
— Их было три — тройняшки, собственно говоря. И всех звали Гейл.
— Это понятно.
— Нет, фамилия у них была другая. Девочек назвали Ванда Гейл, Нора Гейл и Пегги Гейл.
— Это что, шутка? Он перекрестился.
— Вот вам крест. Рид их уже, так сказать, приобщил к основам, а уж потом на сцене появился я. — Джуниор фыркнул, видимо вспомнив особенно непристойный эпизод из юношеских похождений. — Короче, сестры Гейл всем давали. Им это нравилось. Каждый парень из нашей школы хоть раз да трахнул их.
— Ладно, все ясно. Ну, а когда их под рукой не было, вы шли к Стейси Уоллес, потому что она тоже давала. Он спокойно взглянул на нее.
— Я женщин никогда ни к чему не принуждал. Она сама этого хотела, Алекс.
— Но только с вами.
Он пожал плечами: возражать не было смысла.
— А вы этим пользовались.
— Назовите мне мужчину, который поступил бы иначе.
— Очко в вашу пользу, — сухо сказала она. — Я лишь позволю себе заметить, что у Стейси вы были единственным мужчиной.
У него хватило такта принять несколько пристыженный вид.
— Да, пожалуй, верно.
— Мне сегодня стало ее жаль, Джуниор. Она разговаривала со мной отвратительно и тем не менее вызвала у меня жалость.
— Я никогда не мог понять, чего она ко мне прицепилась; она же ходила за мной по пятам с того самого дня, как я пришел в пурселлскую школу. И, знаете, башковитая была девчонка. Любимица всех учителей. Еще бы — старательная, ни в какие истории никогда не попадала. — Он хихикнул. — Но что она с готовностью выделывала на заднем сиденье моего «Шевроле» — они в жизни не поверили бы.
Алекс, почти не слушая, рассеянно смотрела в пространство.
— Стейси презирала Седину.
— Она ей завидовала.