Сокровища Гвалура
Шрифт:
Не успел в черном туннеле погаснуть последний отблеск факела, как Конан рванулся вверх по каменной лестнице. Голубоватое свечение быстро тает, но еще можно различить стоящую на уступе бледно-матовую фигуру. Вот он ступает на галерею. У человека перехватывает дыхание, леденеет кровь в жилах, но он не колеблется ни секунды. Шаг вперед, другой, третий… Весь комок нервов и мускулов, киммериец медленно приближается к богине, и вот он рядом - словно бог Смерти возвышается с занесенным мечом над загадочной неподвижной фигурой.
– Елайя!
– прорычал он.
– Ха! Мертва, как и всю тысячу лет!
В
– Так-то!
– Конан выдернул меч, жертва - разинув рот, захлебываясь кровью, - повалилась на пол. Человек дернулся пару раз и затих. В гаснущем свете Конан увидел эбеновое тело, черное лицо, застывшие черты которого в голубоватых сумерках казались особенно зловещими: он только что убил Гварунгу.
С трупа Конан перевел взгляд на богиню. На уровне груди и колен ее мертвое тело оплетали ремни, накрепко связавшие ее с каменным столбом за спиной, а черные волосы, схваченные за столбом узлом, придавали голове горделивую посадку. Достаточно было отойти на несколько ярдов - и в сумеречном свете тонкие путы терялись из виду.
– Похоже, он пришел в себя, когда я спустился в туннель, - пробормотал Конан.
– Наверное, догадался, что я там, потому и вытащил из щели нож, отчего закрылась дверь.
– Нагнувшись, он выдернул из коченеющих пальцев внешне похожее оружие, мельком осмотрел и, удовлетворенно хмыкнув, сунул на место - себе за пояс.
– Потом забрал Елайю, чтобы с помощью ее трупа одурачить своих братьев по вере. Он-то и прокричал им "волю богов". В пещере с таким эхом мудрено узнать знакомый голос. А что касается таинственного голубого пламени, то где-то я уже видел такой фокус. Известные шуточки стигийских жрецов. Должно быть, Татмекри одолжил Гварунге своего огненного зелья.
Гварунга легко мог добраться сюда задолго до своих собратьев. Очевидно, по слухам или благодаря картам, переходившим в среде жрецов из поколения в поколение, он был неплохо осведомлен о расположении пещер и переходов. Скорее всего, вместе с телом Елайи он вошел в первую пещеру вслед за остальными, а потом окружным путем, через вырубленные в чреве скалы коридоры и комнаты, пробрался со своей ношей на галерею. Времени у него было предостаточно: Горулга с подопечными подолгу топтались в каждой пещере, творя свой бесконечный ритуал.
Сумерки сгустились еще больше, и в наступившем мраке проступил другой источник слабого сияния: входной проем одного из выходивших на эту галерею коридоров. Где-то в его глубине находилось скопление фосфоресцирующих кристаллов - Конан узнал их бледное ровное свечение. Коридор уходил в том же направлении, в котором скрылись жрецы, и он решил пойти этим путем вместо того, чтобы спускаться во тьму, заполнившую громадную пещеру. Он был уверен, что рано или поздно тот выведет его на другую галерею в другой пещере или комнате, куда - кто знает?
– быть может, и направляются жрецы. Киммериец вошел в узкий туннель. По мере продвижения вперед сияние усиливалось, он уже различал стены, пол и потолок. Где-то впереди, точно со дна колодца, вновь послышалось пение служителей Елайи.
Внезапно, очерченный ярким свечением, в левой стене показался проем, и до ушей варвара донеслись приглушенные рыдания. Он круто остановился и заглянул туда.
Его глазам открылась пещера - в отличие от прочих, созданных природой, эта была вырублена в монолитной скале руками человека. С куполообразного свода падал ровный белый свет, стены - почти невидимы под густой вязью арабесков все из того же утомляющего глаз золота.
У дальней стены на гранитном троне, навечно обратя взор к входящему под сводчатый портал, сидел чудовищный, отвратительный до тошноты Птеор, бог пелиштов, отлитый из бронзы, с неестественно большими членами, он словно олицетворял собой все уродство самого культа. А у его ног на каменных плитах распростерлась хрупкая полуобнаженная фигурка.
– Ну и дела, будь я проклят!
– пробормотал Конан, пораженный. Окинув подозрительным взглядом комнату и не заметив ни других ходов, ни признаков чьего-либо присутствия, он, бесшумно ступая, приблизился к девушке. Ее нежные узкие плечи вздрагивали от безысходного плача, лицо было спрятано в ладонях, длинные волосы растрепались. От толстых золотых колец на лодыжках идола к браслетам на запястьях девушки сбегали две золотые цепочки. Киммериец положил руку на обнаженное плечо - Мьюрела, вздрогнула, закричала и повернула к нему перекошенное, все в слезах лицо.
– Конан!
– Она рванулась к варвару в попытке обнять его, прижаться к этой сильной надежной груди, но ее удержали цепочки.
Он разрубил мягкий металл, выбрав звенья поближе к запястьям, проворчал:
– Придется тебе походить с браслетами, пока я не раздобуду зубило или напильник. Да отлепись ты от меня! Очень уж ты чувствительно для гордой богини. Ну выкладывай, что с тобой стряслось.
– Когда я снова вошла в комнату прорицательницы, - заговорила девушка, едва сдерживая слезы, - я увидела, что богиня, совсем как в тот, первый, раз лежит на пьедестале. Я крикнула и побежала к двери, но вдруг что-то обхватило меня со спины. Рот зажала волосатая рука, в стене открылся ход, и меня потащили сначала по ступенькам и дальше - по темному коридору. Я ничего не видела, пока меня не протащили мимо металлической двери и я не очутилась в коридоре с потолком, усеянном светящимися камнями, совсем как здесь.
О, я чуть было не упала в обморок, когда их увидела! Настоящие нелюди! Серые, сплошь заросшие волосами, ходят, как мы, а говорят на какой-то дикой тарабарщине - ни один нормальный человек не разберет! Там они остановились, точно поджидая кого-то, вдруг слышу - на дверь с той стороны будто кто-то налег плечом. Тогда одна тварь потянула вниз рычаг в стене, и что-то там с оглушительным грохотом рухнуло.
Потом меня понесли по извилистым коридорам, вверх по каменной лестнице, пока наконец не втащили в эту комнату, и здесь приковали к своему ужасному идолу. До сих пор не могу опомниться. Кто они, ты не знаешь?