Сокровища Сьерра-Мадре
Шрифт:
А дядя тоже кивнул, но с таким видом, будто еще вчера после обеда знал, что купит сегодня ослов по четыре песо за штуку.
Снова подойдя к ослам, он вдруг спросил: — А эти тюки вы что, на своих спинах дальше потащите?
— Да, верно, тюки… — удивленно протянул Мигель и снова посмотрел на своих дружков, но не горделиво, с торжествующим видом, как обычно, — он как бы просил ответить за него или дать толковый совет.
Игнасио понял его взгляд и сказал:
— Тюки мы тоже собирались продать. Продать — и на поезд!
— Это правда, — подтвердил Мигель, словно только что вспомнив. — Они тоже продаются. Вместе с ослами.
А в самом деле они за продажей ослов о тюках совсем забыли.
— Что у вас там? — Дядя опять подошел к ослам и ткнул кулаком в один из тюков.
— Шкуры, — ответил Мигель. — Хорошие шкуры. И еще наша посуда. И потом еще инструмент. А ружье вы у нас, наверное, не купите — оно слишком дорогое.
— А что за инструмент? — спросил дядя.
— Ну, всякий. Лопаты, ломики, кирки, ну, и все такое…
— Откуда у вас такой инструмент? — спросил дядя с деланным безразличием, словно только для того, чтобы продолжить разговор.
— О-о… инструмент… он это самое… — Мигель чувствовал себя неуверенно и даже сглотнул несколько раз. К такому вопросу он не подготовился.
Тут опять вмешался Игнасио:
— Дело в том, что мы работали на одну американскую горнорудную компанию… из тех мест мы и идем…
— Вот именно, все так и есть, — подхватил Мигель, бросив Игнасио благодарный взгляд. Он ему этой услуги никогда не забудет…
— Выходит, вы у этой компании инструмент украли? — сухо поинтересовался дядя.
Мигель широко улыбнулся и доверительно подмигнул ему, будто своему сообщнику.
— Не то чтобы украли, сеньор, — сказал он. — Красть — это не по нашей части. Мы просто не вернули инструмент после окончания работ. Разве кто-нибудь назовет это кражей? Да мы много за него и не хотим — песо два за весь инструмент, а? Лишь бы не тащить его без толку до железной дороги.
— Я, конечно, всех ослов купить не могу, — неторопливо проговорил дядя. — Столько ослов мне ни к чему. Но я велю сейчас созвать соседей. У каждого немного денег найдется, и обещаю вам, что вы легко продадите и ослов, и все остальное. Я уж постараюсь! Присядьте. Хотите воды, сигарет?
Дядя переговорил о чем-то со своим племянником, потом прошел в дом, а тот отправился созывать соседей.
Пришли мужчины. Старые и молодые. В одиночку и парами. Сперва все они заходили в дом дяди и беседовали с ним. Потом выходили, очень внимательно осматривали ослов, потому подолгу не сводили глаз с незнакомцев. Их они разглядывали, может быть, даже с большим вниманием, чем ослов, но, разумеется, старались делать это как можно незаметнее. Бродяги сочли эти взгляды обычным любопытством жителей индейских деревень.
Некоторое время спустя появились и жены, старавшиеся держаться как можно скромнее и незаметнее. Все они привели с собой детей. У некоторых женщин маленькие дети сидели в особым образом завязанном платке за спиной, некоторых несли на руках. А те, что уже бегали, копошились под ногами матерей, как цыплята около курицы.
Наконец собрались как будто все мужчины — больше никто не появлялся. Только несколько женщин неторопливой походкой приблизились еще к дому. И теперь из него вышел дядя. А за ним и те мужчины, что задержались в доме. Другие же, вышедшие раньше и уже осмотревшие ослов, так и остались стоять между животными. Тем самым метисы, сами того не замечая, оказались окруженными. Но внешне все выглядело вполне естественно: ведь индейцы пришли сюда, чтобы выбрать себе ослов.
— Цена, скажу я, не слишком высока, — проговорил дядя. — Но всех нас очень удивляет, почему вы так дешево продаете отличных ослов.
Мигель расплылся в широкой улыбке и объяснил:
— Видите ли, сеньор, нам позарез нужны деньги, поэтому мы и вынуждены расстаться с животными.
— А есть у ваших ослов тавро? — как бы мимоходом поинтересовался дядя.
— Конечно, — ответил Мигель. — У всех одно тавро.
Он оглянулся на ослов, чтобы это тавро разглядеть. Но индейцы стали перед животными так, что никто из бродяг увидеть его не мог.
— И какое же тавро у ваших ослов? — продолжал выспрашивать дядя.
Мигель почувствовал, как земля начинает гореть у него под ногами; его приятели вертелись и так и эдак, чтобы разглядеть тавро. Но индейцы незаметно оттесняли их все дальше от ослов.
Дядя не спускал глаз с Мигеля. А тот с трудом владел собой. Он чувствовал, что близится какое-то событие, которое явится решающим для его будущей жизни. И раз дядя, не повторяя вопроса, не сводил с него испытующего взгляда, Мигель понял, что отвечать на его вопросы придется.
— Тавро… э-э… тавро, ну — круг с чертой под ним. Дядя крикнул мужчинам, стоящим у ослов:
— То ли это тавро, омбрес (Уважаемые (исп.).)?
— Нет! — крикнули в ответ.
— Я перепутал, — спохватился Мигель. — Тавро такое: круг, а над ним крест.
— Нет, не то тавро.
— У меня просто все смешалось в голове, — проговорил Мигель, готовый вот-вот потерять сознание от страха. — Ну, конечно, вот какое тавро: крест, а вокруг него круг!
— Так ли? — спросил дядя.
— Нет, — ответили мужчины. — Ничего похожего.
— Вы же говорили мне, — совершенно спокойно произнес дядя, — будто эти ослы — ваши.
— Они и есть наши, — необдуманно выпалил Игнасио.
— И никто из вас не запомнил тавро. Странно, странно.
— Мы просто не обратили на это внимания, — сказал Мигель, силясь выдавить из себя презрительную ухмылку.
— Видели ли вы когда-нибудь человека, — обратился дядя ко всем присутствующим, — который владел бы ослами и не знал каждого отдельного тавра, даже если животные были из разных стад?