Сокровище царя Камбиза
Шрифт:
В надежде, что пора ложиться спать, я взглянул на часы со светящимися стрелками и циферблатом, купленные специально для предстоящей экспедиции, но, к моему изумлению, они показывали только три часа. Я был готов заплакать от отчаяния, — настолько медленно тянулись минуты в темноте и безмолвии гробницы. Однако в ближайшие двое суток смена дня и ночи не будет иметь абсолютно никакого значения. Там, где я сидел, запертый за железной решеткой на глубине почти в четверть мили от поверхности, не было ни восходов, ни закатов, поэтому я не видел причин, чтобы не лечь спать немедленно и отрешиться от своих страхов и страданий.
Но
Я не закричал, но резко дернул головой и ударился затылком о каменный гроб, о который опирался спиной. Утихшая было боль возобновилась с новой силой, голова опять была готова буквально расколоться. От страха перед этой невидимой сущностью, дважды проявившей себя в темноте, я снова зажег свечу.
Взяв ее в руки, я вновь вдоль и поперек тщательно обыскал камеру, но и на сей раз ничего не обнаружил и собирался было уже прекратить поиски, как вдруг до моих ушей долетел слабый писк. Взглянув вверх, я увидел маленькую летучую мышь, цеплявшуюся за низкий потолок и бывшую причиной моего испуга. Облегчение при виде ее было так велико, что я не смог удержаться от бессмысленного смеха.
Если бы не сильное перевозбуждение, я наверняка вспомнил бы о летучих мышах раньше. Как они могут существовать без воды и без пищи в этих огромных подземных пещерах, всегда оставалось загадкой для меня. В таких захоронениях никогда не встречаются ни мухи, ни пауки, ни подобные им создания, и, возможно, мыши питаются какими-то крохотными насекомыми, почти невидимыми для человеческого глаза. Мне часто приходилось наблюдать летучих мышей, висящих на потолках погребальных камер и коридоров, которые я посещал раньше. Эти маленькие коричневые создания совсем не то, что кровососущие вампиры, поэтому я мог спать спокойно, не опасаясь нападения во время сна.
Вновь задув свечу, я, как мог, устроился на полу поудобнее и достал упаковку аспирина. В ней было четырнадцать таблеток, и я решил, что восемь штук окажутся безвредной дозой и помогут мне крепко уснуть. Я проглотил их одну за одной. Летучая мышь еще дважды касалась моего лица, но я просто отмахнулся от нее и через час — хотя на самом деле прошло, наверное, не более пятнадцати минут — погрузился в глубокий сон.
Когда я проснулся, мои часы показывали четверть седьмого, и я спросил себя, сколько же я проспал: три часа или пятнадцать? Принимая в расчет количество съеденного аспирина, я бы/, склонен думать, что пятнадцать, и количество поворотов головки часов, потребовавшееся, чтобы завести их, говорило в пользу этого.
Боль в голове прекратилась, и я чувствовал себя весьма бодрым. Хотя прошли почти сутки, как я ничего не ел, голод не особо ощущался. Однако пить хотелось сильно. Я постарался отогнать от себя мысль об этом, и принялся размышлять, чем заняться в предстоящее время.
Будь здесь освещение, можно было бы придумать не менее десятка занятий, чтобы забыть о своих тревогах и потребностях. Два или три часа ушли бы на детальное изучение настенных рисунков этой большой овальной камеры, попытки разгадать значение многочисленных символических изображений фараона, путешествующего в преисподней, и его суда перед лицом богов.
Я намеревался сделать только одно — написать
Тишина вновь стала действовать мне на нервы, и я принялся распевать песни, так что если кто-нибудь заглянул бы в тот момент в гробницу египетского Наполеона, то был бы невообразимо удивлен, услышав доносящиеся снизу распевы мелодий типа «Решительная Флугги» или «Мадемуазель из Арментьера». Я не помню, сколько песен я пропел, прежде чем у меня сел голос, но прошло несколько часов, и стрелки показывали десять, когда я вынужден был прекратить это занятие.
К полудню, когда начались муки жажды, я положил в рот горошинку драже и сосал ее, перегоняя языком из одного угла рта в другой. Это принесло некоторое облегчение, и я решил попробовать еще поспать, следуя теории: кто спит, тот обедает.
Жесткий пол отнюдь не способствовал засыпанию, но я положил руку под голову и после бесконечных ерзаний и переворачиваний в конце концов уснул.
Я не знал, в какое время проснулся, ибо старался продремать как можно дольше, но потом жажда взяла свое, и я решил ненадолго успокоить ее, съев еще одно драже. До сих пор все шло лучше, чем я предполагал, и мне уже удалось продержаться до пяти часов пополудни.
Каким-то образом я сумел протянуть следующие два часа и в семь, с почти церемониальной торжественностью, зажег свечу, чтобы написать на обратной стороне счетов обвинения против Уны. Это заняло около получаса: несмотря на желание покрыть мелким почерком каждый дюйм бумаги, я мог позволить себе лишь вкратце описать случившееся со мной, — свечу надо было экономить.
В половине десятого я опять уселся около гроба, выкурил сигарету и съел парочку драже. К моей досаде, спать совершенно не хотелось, ходьба только обострила чувство голода, и теперь мне никак не удавалось избавиться от навязчивых видений запеченных уток, устриц, спаржи и жареной капусты с мясом.
Затем мне пришло на ум сосчитать всех своих знакомых, но, добравшись до семидесяти, я безнадежно смешался, начав путать, кого уже посчитал, а кого еще нет. Тогда я приступил к новой игре, состоящей в том, чтобы выбирать для них, невзирая на цену, запоздалые рождественские подарки.
Это привело меня к размышлениям, доживу ли я до Нового года, и, взвесив все «за» и «против», я нашел свои шансы ничтожными. В конце концов мысль о том, что Уна и Сайд поторопятся вернуться за моим телом, была всего лишь предположением.
Я пытался уверять себя, что они наверняка придут, и придут скоро, но это давалось с большим трудом.
Я вновь с опаской взглянул на часы, страшась еле тянущихся минут. К моей вящей радости, перевалило уже за полночь, и была надежда, что удастся заснуть. Целую вечность, как мне казалось, я размышлял, принять ли сразу все шесть оставшихся таблеток или же оставить несколько штук на следующую ночь. У меня было мрачное предчувствие, что к тому времени мое состояние станет настолько ужасным, что две или три таблетки будут слишком слабой дозой, чтобы принести облегчение. Поэтому я проглотил их все, устроился поудобнее на полу и почти немедленно уснул.