Сокровище для дракона
Шрифт:
Глава 8. Мне с тобой конечно повезло, но, честно говоря, тебе со мной повезло больше
Как бы мне этого не хотелось, сознание я не потеряла. Ранена я не была, и видимо стало менее восприимчива, ко всякого рода эксцессам, потому что, даже паря по моим прикидкам, метрах в двадцати от макушек самых высоких деревьев, я думала о каких-то глупостях, и паника никак не могла захлестнуть меня с головой, дабы я провалилась в темное небытие и вынырнула оттуда только когда всё это закончится.
Дождь по-прежнему лил не переставая, а кривые стрелы белых молний всё еще прорезали черно-фиолетовое небо, клубящееся сизыми тучами. Пару раз они вспыхивали совсем рядом, пугая меня на мгновение и добавляя ужаса громким раскатом грома, но по сравнению с рёвом, слышимым мною на поляне, источник которого, нёс меня сейчас в своих лапах, это было как детская
Совершив крутой вираж, присмотрев широкую поляну, куда такая махина может приземлиться, он резко пошел на снижение. От воздушного потока, ударившего меня по ушам у меня закружилась голова и, грешным делом, мне подумалось, что еще немного и обед не удержится в желудке, но резко замерев перед самой поверхностью, дракон взмахнул огромными крыльями, компенсируя падение, и бережно, как смог, опустил меня на мокрую траву. Огромный чешуйчатый ящер, свалился рядом, впрочем, не задев меня, подернулся рябью, затем последовала ослепляющая вспышка света и предо мной предстал практически обнаженный, раненый мужчина. Из одежды на нем были только ножны с кинжалом, тем самым, которым он так лихо разделывал кроликов, и небольшой медальон на кожаном шнурке.
То, что Себастьян без сознания, я увидела сразу, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — мне крупно повезло, что с такими ранениями, он смог отнести нас на приличное расстояние, и не уронить меня с огромной высоты. А уж то, что ему удалось сравнительно мягко приземлиться и не обернуться в небе? Боже, на сколько же он силен? Но отбросив все вопросы на потом и потирая локоть, которым больно ударилась, падая с лошади, я похрамала к Цессу. Бедро давало о себе знать, тупой пульсирующей болью. Он лежал на боку, и из него, ниже шестого ребра торчал арбалетный болт. Толстый, и без оперения. На несколько сантиметров выше, и он пробил бы сердце — даже у вивернов, оно находится с левой стороны, с третьего по пятое подреберье. Пузырьков воздуха не было, а значит легкое тоже не пробито.
Оглянувшись я нашла несколько крупных веток, побитых ветром. С огромным трудом, сопротивляясь порывистому шквалу и ливню, который шёл практически параллельно земле, мне удалось изобразить что-то вроде шалаша, накинув свой плащ сверху, все же он был зачарован от промокания, и я надеялась, что, благодаря ему хлипкая конструкция, прислоненная к одному из деревьев, будет хоть немного попрочнее, и расстелив запасной из сумки, я вернулась на поляну. Тело Дрэго посинело, кровь медленной струйкой, но все же вытекала из раны, расплываясь на мокрой коже, как красная акварель по сырой бумаге. Как можно осторожнее, стараясь не потревожить рану и не сдвинуть стрелу, я дотащила его под импровизированный навес, хотя ноги его, ниже колен, так и остались снаружи. Вытащила из сумки два небольших кристалла, стукнула им друг о друга и теплый, приглушенный свет, озарил хлипкую палатку. Порывшись в сумке, я вытащила флягу со спиртом, отвинтила туго закрученную крышку и поставила её рядом, то же самое проделала с кровоостанавливающей и ускоряющей регенерацию настойками. Щедро глотнув из первой, я закашлялась, и пока не передумала, резко дернула за древко, предварительно обмотав пальцы тканью. Наконечник болта нехотя отпускал раненую плоть, и всё же мне удалось вытащить, хоть и с огромным трудом, стрелу, что могла стоить Вседержителю жизни. Затем, я плеснула из трех фляг по очереди, и очень обрадовалась тому, что Виверн был без сознания, потому, как каждый раз, как я лила эликсиры на рану, тело его сотрясалось и выгибалось в агонии. После второй, мне пришлось сесть сверху и по возможности прочно зафиксировать руки Себастьяна, прижав их коленями. За секунду до того, как я ополовинила третий бутылек, его глаза распахнулись, прищурились и… в общем мне было не до гляделок, поэтому, я щедро опрокинула настой на рану и Виверн вновь провалился в забытье. А я, смочив в двух последних тряпицу, соорудила что-то максимально похожее на компресс, и привязав его единственным бинтом, и почему мне не хватило ума, располосовать хотя бы одну батистовую сорочку и свернуть хотябы десяток лент, откинулась на столб дерева. Мазь,
Мне было жарко невероятно, казалось, Анушка, как всегда желая меня согреть слишком близко подвинула грелку с углями и мою спину, поясницу и ноги жгло огнем. Я пробормотала что-то об излишней заботе и вновь начала проваливаться в сон, когда вдруг осознание всего произошедшего со мной, навалилось на меня каменной глыбой, погребая под собой обыденную сварливость на одну из сестер милосердия, что отдавалась нашему делу не за страх, а за совесть. Не открывая глаза, я прислушалась: лесные звуки и полное отсутствие признаков даже мелкого дождя, несказанно меня обрадовали, а мерное дыхание и гулкое, но ровное биение чужого сердца, чью вибрацию я ощущала даже через одежду, спиной, заставили меня облегченно выдохнуть. Вставать совершенно не хотелось, мне было странно уютно и комфортно в обжигающих объятиях, но забыться и лежать так, словно ничего произошло было бы недальновидной слабостью. Конечно прекрасно, когда за тебя решают все проблемы и приносят тебе всё, что пожелаешь на белом блюде севрского* фарфора, но я была не из этой категорий барышень, и предпочитала сама творить свою судьбу, уповая лишь на Господа и удачу. Я осторожно выбралась, приподняв тяжелую, мускулистую руку, и стараясь не потревожить целебный сон, покинула палатку.
Солнце стояло в зените, небо было ярко-голубое, а пышные кучевые облака, словно тонкорунные овечки неспеша шагали по небу, перепутав его с зеленым лугом. Поляна, на которую приземлил нас Себастьян, чем-то неуловимо напоминала ту, на которой прошел наш незатейливый обед. Здесь тоже было место под костер, и даже несколько сложенных бревен, но я не умела его разводить, да и умей, побоялась бы дымом привлечь к нашей стоянке лишнее внимание. И здесь тоже была тропка, пройдя по которой я вышла к небольшому роднику, видимо именно соседство с источником воды поспособствовало этому месту стать поляной для привалов. Наполнив пустую флягу из-под спирта, умывшись и напившись вдоволь воды, я отправилась назад. Возможно, если внимательно поискать, может я смогу найти тропку к тракту. По дороге к шалашу, я насобирала немного ягоды, сама я была не голодна, более того, даже думать о пище мне было противно, именно так на меня всегда действовало любое количество выпитого спирта, и попробовав пару раз снять стресс таким способом, я поняла, что производимый временный эффект, не стоит утреннего самочувствия. И все же я силой заставила себя съесть хотя бы немного земляники, а остальную сочную ягоду, ссыпала в широкий лист и понесла Величеству.
Когда я вышла на поляну, у кострища меня встретил хмурый, голый мужчина, моего плаща как раз хватило, чтобы обернуть его талию и бедра, и он выглядел словно шотландец в национальном килте.
— Я думал ты ушла, когда проснувшись, не обнаружил тебя рядом, — ворчал он.
— В следующий раз напишу записку, — накапала я немного яда, ему там что-то подумалось, а я расплачивайся за его скверное настроение. — Кровью.
Моя мрачная шутка немного разрядила обстановку, он засмеялся и сказал:
— Я просто волновался за тебя, сальватор**, спасибо, что не бросила. — Видимо у них тут совсем беда с порядочными женщинами, кем надо быть, чтобы бросить раненного, чьи шансы к спасению велики, про других я даже не хочу вспоминать, слишком много их было за мою жизнь, умирающие, агонизирующие, осознающие закат своей жизни.
— На сколько рассмотрел при той погоде и том состоянии в котором я был, недалеко находится небольшой провинциальный городок. Если пойдем сейчас, как раз подойдем к нему затемно, — сказал Дрэго и ссыпала всю ягоду в рот, блаженно закатив глаза.
— В начале я посмотрю вашу рану, а уж потом мы решим, сможете ли вы выдержать даже такую короткую дорогу, или же нет. Слава Богу, Цесс со мной не спорил, хотя я приготовилась к ожесточенной баталии и в уме уже прокручивала с десяток доводов для того, чтобы убедить упрямца. Ан, нет. Видимо благоразумие взяло вверх над бахвальством и я, сходив за сумкой в палатку, уже разматывала бинт. Ссохшийся кусок марли, пришлось размочить, прежде чем аккуратно снять. Но убрав ткань, я обомлела. Да, я читала про ускоренную регенерацию двуипостастных, но, чтобы на столько. И хотя края раны все ещё были неровными и воспалены, она не выглядела свежей. Я, со своим богатейшим, без ложной скромности опытом, дала бы ей недели полторы. От шока я присела на бревно, сжимая тряпицу и комкая её, не находя, что сказать. Себастьян же понял меня иначе: