Сокрушая великих. Книга 2
Шрифт:
– У-у-у, я же говорила, что тебя в духоте с крена развезет!
– Крен здесь ни при чем, – ответил девушке Ян, делая еще пару добрых глотков. – Я правда очень хочу, чтобы у меня снова появилась семья. Такая, как вы. Вы такие… заботливые, такие…
– Развезло, – констатировала факт Энн.
– Семья – это ответственность, – вдруг заявил Божко. – Я знаю, о чем говорю. У меня была семья. Сын и супруга.
Какие мне «омеги» нетипичные попались. Менее трех процентов из социума, населявшего поверхность Земли, заводили постоянные семьи. Остальные встречались, любились,
– Да? Была семья? И куда все подевались? – немного пьяненьким голосом поинтересовался Ян.
– Они погибли, – коротко ответил Божко.
– Ой, чувак, прости… Я не знал, – пролепетал Ян.
– Мне не за что тебя прощать. Ведь не ты виноват в их гибели. А я. Я был молод, глуп и амбициозен.
– Как это произошло? – спросил я.
– Они последовали за мной в Африку, где, как я ожидал, моя карьера должна была взлететь до небес. У меня имелась отличная практика: новейшие импланты, схемы, составленные для бойцов элитнейшего подразделения. И… все пошло прахом после авианалета на наши казармы. Семья жила со мной. Под удар попала жилая зона, а я в это время находился в операционной.
– Какой ужас! – после нескольких секунд тишины произнесла Энн. – Я иной раз думаю, что хорошо, что у меня не было настоящей семьи.
– Ты что! Семья – это круто! Близкие люди, готовые поддержать тебя во всем и в любую минуту! Тео, дай я тебя обниму! – Ян перекатился поближе к Божко.
От сомнительного проявления соболезнований Теодора спасла толпа, без стука завалившаяся в терму. Наш пришлось потесниться, чтобы полтора десятка парней и девушек, весело щебечущих друг с другом, смогли разместиться в парной. Среди толпы выделялся один человек, длинный и худой как жердь, зачем-то зашедший в терму в хламиде до пят. В серой хламиде! В хламиде монаха!
– Не галдим! Не шумим! Приучайтесь к смиренному образу жизни! Что есть смирение? – задал вопрос тип в хламиде.
Пришедшие с ним в терму люди разом притихли.
– Пара литров крена – и ты смиренный, как овечка! – решил испытать себя в роли проповедника Ян.
Монах посмотрел на Яна с осуждением. Но мне показалось, что в его взгляде промелькнуло и нечто завистливое.
– Смирение в первую очередь есть тишина. Тишина позволяет нам собраться с мыслями и отринуть все, что связывает нас с шумным грешным миром. Только в тиши возможно глубинное самопознание.
Ян хотел оспорить данное утверждение, но монах качнул головой, призывая его этого не делать. В терме воцарилась тишина. Мой клан тоже замолчал, но не из-за проповеди и призыва монаха, а из-за того, что обсуждать свои дела при посторонних мы не собирались.
– Дети мои, вы согрелись, пора бы вам и охладиться. Ступайте в купель. – После десяти минут молчания монах отправил своих подопечных в бассейн.
Он дождался, пока все выйдут, а потом обратился к Яну:
– Сын мой, а не много ли ты взял с собой крена? Не переоценил ли ты силы свои?
Ян покосился на пять все еще остававшихся полными бутылок:
– Да не. В самый раз. Зато спать хорошо буду.
– Бесспорно. Сей грешный напиток улучшает отход ко сну. А меня в последнее время мучает бессонница. Страшно мучает!
Лицо Яна расползлось в понимающей улыбке.
– Угощайтесь, святой отец. У меня в номере еще есть. – Ян протянул монаху бутылку пойла.
Глава 5
Слова Энн о том, что алкоголь и высокая температура несовместимы, оказались пророческими. Артуро, так звали монаха, и Яна сильно развезло после возлияний.
– Так, – сказал я, поднимаясь с плиты, – мы в бассейн. Вы с нами?
– Зачем? Хорошо же сидим! – Ян похлопал по спине сидящего рядом церковника.
Тот довольно закивал.
– Дочь моя, прояви доброту и заботу, принеси нам немного такого же. – Монах помахал полупустой бутылкой.
– С огромным удовольствием, – обворожительно улыбнулась Энн. – Вам парочку?
– Не ходи просто так – неси четыре! – Ян решил сегодня оторваться по полной.
А я, выходя из парилки, мысленно похвалил своих помощников. Как же быстро они сориентировались! Четко, синхронно, не сговариваясь. Конечно, можно было подумать, что Ян просто решил нажраться, а Энн всегда мила с монахами. Но мне хотелось верить, что монаха они решили накачать осознанно.
Искупались мы отлично. Правда, мой боевой настрой сбивался плещущейся рядом Энн, которая то ли нарочно, то ли случайно, проплывая мимо, нет-нет да и задевала меня своим оголенным телом. Но делу время. А потехе – час. По моей команде мы выбрались из бассейна и направились в номер. Едва успели обсушиться, как в дверь ввалилась парочка наших алкоголиков. Длинный монах висел на плечах у Яна и, тыкая ему пальцем в грудь, вещал:
– Бойся греха! Бойся соблазнов! Они подстерегают нас на каждом шагу! Оступишься – и все, ты в их власти!
– Да-да. – Ян выглядел заметно трезвее своего собутыльника. – Ты крен еще будешь?
– Крен? – Монах обвел номер мутным взглядом.
Энн, вовремя сообразив, как его заманить внутрь, подошла к бару и открыла дверцы. Креном мы основательно закупились на обратной дороге в номер. Из бара на монаха смотрели «грех и соблазн» в одном флаконе.
– Эхх! – тяжело вздохнул монах.
– Надо! – сказал ему Ян.
– Надо, – горестно согласился Артуро.
Мы ушли в соседний номер, чтобы своим присутствием не беспокоить собутыльников. Мне было необходимо, чтобы Ян напоил его до состояния поросенка. Однако, вопреки моим ожиданиям, в алкогольной дуэли победила не молодость, а опыт.
– Ик! – возвестил о себе Артуро, появляясь в дверном проеме. – Там вашему приятелю… нехорошо.
Он съехал вниз по косяку и присел.
– Да и мне что-то тоже дурно. Грех, грех терзает меня изнутри! А ведь завтра меня ждет великая миссия.
– Так, поднимайтесь. Нельзя человеку с великой миссией на полу валяться, – помог монаху подняться Божко.
Он препроводил его на надувной диван и усадил.
– А что за миссия? Может, мы сумеем вам помочь? – спросила Энн.
Монах привалился головой к подушке и уснул. Божко аккуратно потормошил его за плечо: