Сокрушенная империя
Шрифт:
Я расстегиваю ремень, снимаю штаны и начинаю трогать свой член через боксеры.
– Приветики, – говорю я, ложась к ней в кровать.
Она молчит, но ничего страшного. Я знаю, как поднять и ее, и свой член. Закрыв глаза, я обнимаю ее, хватаясь за сиськи. Они больше, чем я помню. Черт. Это не Морган…
Это Хейли.
Единственная девушка, которая меня не бросила. Я послал ее раньше. Но иногда – в те ночи, когда мне особенно плохо, – я зову ее к себе, чтобы представить, как могла бы выглядеть моя жизнь. Что
Что все могло бы стать так, как мне говорила мама, прежде чем уйти.
Застонав, я взбираюсь на нее сверху. Мне нужно потеряться в ней и забыться. У нее такая нежная бархатистая кожа. Сладкий аромат яблока наполняет мои легкие, когда я целую ее в шею.
Она пахнет по-другому, говорит мой мозг, но мне все равно.
Я чувствую себя настолько дерьмово, что трахнул бы и семидесятилетнюю старушку, которая продает мне виски и траву на заправке. Хейли постанывает, грудь вздымается, когда она трется бедрами о мой член. Обычно она так себя не ведет, но я рад, что эта девочка не боится взять то, что хочет.
В этом мы с ней похожи.
Я играю с одним из ее сосков через ткань лифчика. Выгнув спину, она впивается ногтями мне в затылок. Боже. Об этом я и говорю. Я провожу языком по границе бюстгальтера.
– Эта попка сегодня моя. – Я прикусываю ее сосок. – Слышишь?
Она замирает, и разочарование в моей груди словно тяжеленный кирпич. Теперь я точно уверен, что это Хейли. Мой невинный ангел. Мне пришлось встречаться с ней полгода, прежде чем она сдалась… но мне понравилась игра. Однако секс с ней стал скучным практически сразу после того, как я лишил ее девственности, потому что мы, очевидно, хотели разных вещей. Она ждала романтики и нежности, а я…
Я хотел трахаться.
Показать ей свои шрамы.
Но Хейли они были не нужны.
Никому не нужны.
Всем нужен только веселый шутник, который помогает людям почувствовать себя лучше. И я это делаю… ведь не хочу, чтобы люди, которых я люблю, бросили меня.
Давая Хейли то, что она хочет, я нежно сжимаю ее грудь, несмотря на то, что мне не терпится перевернуть ее, схватить за волосы и с размаху войти в ее задницу. Сделать так, чтобы у нее пошла кровь. Чтобы внутри все горело, чтобы там остался мой след.
Чтобы она никогда меня не забыла.
– Еще, – стонет она, умоляя так, как никогда раньше.
Я поднимаюсь выше и впиваюсь в ее губы, пока она обхватывает меня своими длинными ногами. Мне начинает казаться, что они не такие длинные, как я помню. Эта мысль должна бы заставить меня остановиться, но то, как она меня целует…
Господи, мать его, боже.
Этой девчонке мало, она словно пытается высосать из меня душу.
Когда она прикусывает мою нижнюю губу, нить, на которой я держался, рвется. Поцелуй становится горячее, и я засовываю в ее рот свой язык, исследуя ее изнутри. Моя рука опускается на ее шею, немного сжимая.
–
Она открывает рот, но я снова засовываю туда свой язык, наслаждаясь. Ее жадный язык встречается с моим, и они начинают сражаться друг с другом. Она другая сегодня… немного агрессивная, но мне это чертовски нравится. Дьявол, у меня настолько крепкий стояк, что удивительно, как мой пирсинг не отлетел в другой конец комнаты.
Возможно, я не должен был изменять ей с Кристалл. Возможно, не должен был разбивать ей сердце… несмотря на то, что отпустить ее было правильным решением. Возможно, между нами что-то может получиться. Возможно, нам нужно было расстаться, чтобы снова быть вместе.
Возможно…
– Оукли, – хнычет она.
Ее голос наполняет мои вены ядом.
Нет.
Когда я открываю глаза, оправдываются мои худшие опасения.
Уж точно агрессивная.
Я вскакиваю с кровати, словно у меня загорелись яйца. А если Джейс и Коул когда-нибудь об этом узнают… черт, это может произойти буквально.
Я знал, что в последнее время Бьянка странно на меня смотрела, словно я – ее следующая жертва, но и подумать не мог, что все зайдет так далеко.
Мое тело пронизывает стыд, словно сотни маленьких иголок впиваются в кожу. Я чуть не трахнул младшую сестру моих лучших друзей.
Твою же мать. Ей только исполнилось шестнадцать.
Схватив толстовку с кровати, я прикрываю свою эрекцию, натягиваю трусы и включаю ночник.
– Какого хрена ты тут делаешь?
У Бьянки хватает наглости выглядеть обиженной, когда она отбрасывает простынь, представляя моему вниманию свои сексуальные розовые трусики и лифчик, едва прикрывающие хоть что-то.
Твою налево.
Прикусив костяшки, я выключаю свет, заставляя член не реагировать так на ее тело.
Милые щенки и уродливые монашки.
Эта упертая чертовка снова включает свет.
– Я живу здесь, помнишь?
– Нет, – напоминаю я ей, показав на дверь. – Ты живешь там.
На самом деле, я более чем уверен, что она прописана в аду, но это сейчас не так важно. Я плачу – не очень много, но тем не менее – за то, чтобы жить в гостевом доме ее отца. А не за то, чтобы меня соблазняла малолетка в сексуальных розовых трусиках, которые я хочу разорвать на ней зубами.
Черт. Милые щенки и уродливые монашки.
Мне хватало того, что приходилось смотреть, как она плавает по утрам в бассейне в крошечном купальнике, прежде чем убежать в школу. Но залезть ко мне в кровать посреди ночи?
Я никогда не думал, что Бьянка будет играть настолько грязно.
Член дергается от нетерпения. Дерьмо такое. Плохая формулировка.
Тогда до меня доходит.
Бьянка никогда не делает такие вещи просто так. Всегда есть причина. Вопреки самому себе, я даю ей право оправдаться, ведь она никогда прежде не устраивала мне проблем. По крайней мере, таких.