Соль, потерявшая силу
Шрифт:
Так что петровская искра уже после 1881 г. мерцала все слабее . Гасить ее и разгоревшееся из нее пламя начали наши недальновидные монархи, оказавшиеся не на высоте положения. Но, может, еще возгорится что от той искры? Больше ниоткуда не придет к нам избавление, и меньше всего его следует ждать от официального православия. Ругаемая им петровская эпоха, если посмотреть внимательно, есть единственная светлая полоса в нашей истории. До и после нее было изрядное свинство. "После" - мы все помним отчетливо, о "до" В.С. Соловьев писал так: "... московская эпоха, какова бы ни была ее историческая необходимость в других отношениях, сопровождалась полным затмением нравственного сознания,
И это светлое и прекрасное создавалось вне, помимо, а обычно и вопреки православию. Оно немало попользовалось от петровской эпохи: наладило подготовку кадров для церкви, упорядочило свое собственное устройство, создало кое-какое богословие - но дело Петра не любило и не любит. Нелюбовь к делу Петра не означала ее особой любви к народу. Как бы ни изображали РПЦ печальницей о нем, факты свидетельствуют о другом. Может, имеют какой-то резон те, кто напоминает: Русской православной церкви хорошо было тогда, когда плохо было русскому народу. Так было при ордынском иге, при немецкой оккупации. Так это и сейчас, в эпоху непродуманных перемен, когда народ страдает, а церковь процветает. Чаадаев считал, что именно она насаждала у нас крепостное право, и уж вовсе бесспорно, что среди самых ярых противников отмены крепостничества были ее иерархи, в том числе новопрославленные святые.
К ХХ веку у Русской православной церкви практически не осталось никакого влияния на народ. Нет, не любил он ее, так что, пожалуй, в известном споре о религиозности русского народа прав был наш верхогляд Белинский, а не наш гений Гоголь. Церковь держалась государственным насилием над совестью. В XIX веке любили цитировать М.П. Погодина, сказавшего, что если допустить в России религиозные свободы, то половина православных крестьян уйдет в раскол, а половина высшего общества перейдет в католичество.
Сколько бы ни приводили примеров благоговейного отношения к церкви, к вере, примеров обратного свойства было больше во много крат. Обворовывать церкви да обдирать иконы всегда было старинным русским обыкновением. Отношение народа к какому бы то ни было феномену, институции, явлению лучше всего отражается в фольклоре, в пословицах и поговорках. И если взять корпус наших пословиц "про попов", то тут картина удручающая. Большинство их приводить нет никакой возможности за крайним их неприличием.
Да что пословицы: когда филологи двинулись на Печору собирать фольклор, записали они там такую былину об Илье Муромце:
Он начал по городу похаживать
На Божии храмы да он постреливать.
А с церквей-то он кресты повыломал,
Золоты он маковки повыстрелил
С колоколов языки-то он повыдергал.
Заходил Илья в дома питейные
Говорил Илья да таковы слова:
"Выходите-ка, голь кабацкие,
А на ту площадь на стрелецкую,
Подбирайте-ка маковки да золоченые,
Подбирайте-ка вы кресты серебряны,
А несите-ка в дома питейные"
По рецепту Ильи Муромца - а не по коммунистическому только расправлялся наш народ с церковью. И эта былина куда точнее отражает отношение нашего народа к своей церкви, чем выдуманная Достоевским история о том, как каялся и казнился мужик, стрелявший в непроглоченную просфору. Остается добавить, что Русская православная церковь и Илью Муромца "причислила к лику", ей все равно.
Большинству народа, воспитанного нашим православием, тоже
Все ушло в ботву?
Пословица "Каков поп, таков и приход" может быть расширена до пределов государственных. Ведь церковь отвечает за все, и прежде всего за моральное состояние народа, которое у нас было и остается плачевным. Она - и никто более - в ответе за усвоение таких нравственных норм, как "не кради", "не лжесвидетельствуй", "не пожелай...", тем более - "не убий". И вот, по миновении тысячи лет пребывания православия на Руси обнаруживается, что заповеди эти совсем не усвоены. Она, напомним Розанова, слушала заповеди Христа "полуоткрытым ухом", и ум ее так на них и не остановился. Тем более не были они усвоены сердцем, не стали они нормами повседневной жизни.
Не было на Руси, как и ранее в Византии, обыкновения руководствоваться ими: "... вся религия, писал В.С. Соловьев, - сводилась здесь исключительно к правоверию и обрядовому благочестию, которые ни на кого никаких нравственных обязанностей не налагали". И еще он же: "В московском государстве, как прежде в Византии, религиозные и нравственные начала были совсем исключены из области политических и социальных отношений" /21/. А раз исключены, то вся жизнь не могла не стать безнравственно. По слову другого нашего мыслителя, Н.А. Бердяева, "...православие оказывается формой христианства, не создавшей своей морали и не влиявшей на улучшение социальной жизни" /22/.
Не только мыслители, находящиеся "под подозрением" у многих апологетов нашего православия, были невысокого мнения о его нравственном потенциале. Такой далеко не чуждый нашей официальной вере деятель, как К.П. Победоносцев, ни во что не ставил этот потенциал и был весьма низкого мнения об итогах без малого тысячелетия "неусыпного попечения" нашей церкви о народной нравственности. Он полагал, что наша церковь не в состоянии упорядочить жизнь в стране, это может сделать только власть, которой К.П. Победоносцев и служил верно: "Россия, это - бесконечный мир разнообразий, мир бесприютный и терпеливый, совершенно темный, а темноте этой блуждают волки... дикое темное поле и среди него гуляет лихой человек... ничего в России так не нужно, как власть; власть против этого лихого человека, который может наделать бед в нашей темноте и голотьбе пустынной" /23/. Такие вот печальные итоги...
Сколько бы ни говорили о духовном единении россиян, оно всегда в нашей стране обеспечивалось силой. Не случайно из всех теорий о сути власти в России пользуются наибольшим влиянием лишь те, которые сводят функции власти к одной - насилию. Откровеннее всего об этом заявили большевики, что и обеспечило им поддержку: "Молодцы! Самую суть ухватили!" Насилие и в самом деле неотъемлемо от власти, но сама она к нему все же не сводится, нужны еще "духовные скрепы". Их должно было обеспечить православие, но не обеспечило. Его официальный вариант не мог удовлетворить духовные запросы народа, и он искал этого удовлетворения вне казенного православия.