Соль Саракша

Успенский Михаил Глебович

Да и озеро само по себе небольшое, разве что сильно вытянутое. Почти река, только со стоячей водой — потому что поперёк реки дамба. Когда-то она была естественная, эта дамба — половинка горы соскользнула со своего места и реку перегородила. Но это давно случилось, ещё до Гуса. Потом от греха подальше дамбу усилили бетонными плитами и поверху пустили дорогу. А косой склон, по которому гора скользила, до сих пор не зарос, сверкает чёрным и зовётся Демоновой плешью. Туда никто не ходит, потому что на тех камнях и осколках никакая обувь не выдерживает.

Озеро в своё время оно было обследовано вдоль и поперёк, и в толстом краеведческом томе «Солонка Империи», где подробно описан Горный край, мы нашли подробную карту Ледянки с указанием глубин, мелей, грибных бухточек и прочего. Ну и историю возникновения озера я из того же источника почерпнул.

Лопасти механизма шлёпали по воде, а Рыба командовала — лево руля, право руля, стоп машина.

От озера тянуло смертным холодом, и Мировой Свет никак не мог перешибить этот холод своим этим… а, живительным жаром.

А я лежал на носу, подперев кулаком голову, словно морская принцесса с рыбьим хвостом из книги сказок, потому что стоять на своём «моноласте» никак не мог. Холщовый мешок с камнями поможет мне достичь дна. Верёвка, обвязанная под мышками, поможет, если что, подняться на поверхность.

Другой конец верёвки Князь для надёжности обмотал себе вокруг пояса. Курточку он всё-таки снял, рубаху расстегнул до пупа. Заблестел медальон на груди.

Князь говорил, что в медальоне портрет матери, но никогда его не позволял рассмотреть. Я однажды дождался, когда его сиятельство напузенится деревенского пива и прикемарит, вытащил медальон и колупнул ногтём. Никакой мамы там сроду не было — разве что Князя родила прославленная киноактриса Тину Таэра — последняя любовь последнего императора…

Вот какой джакч лезет в голову ныряле-пугале, которому страсть как не хочется нырять в обжигающую воду и пугать бедных грибочков.

Пандейский десант

Время, проведённое под водой, я не собираюсь хранить в памяти вечно. Сотру сейчас же, чтобы не мучиться. Всё равно доктор Мор говорит, что болезненные воспоминания мозг сам потихоньку стирает, так чего тянуть?

…Вынырнул я, не ощущая собственного тела, и сразу заорал:

— Князь! Князь! Помоги! Рыба! Рыба!

Хрен кто из них мне помог вылезть на плот.

Поэт-аристократ и горная ведьма стояли, обхватив друг друга и пялились куда-то вверх. Плевать им было на совершенно постороннего пугалу-нырялу, который в озере все кишки себе отморозил.

Пришлось почувствовать руки, ухватиться за поручни лесенки, подтянуться и рухнуть на палубу.

Сколько-то я лежал, вбирая тепло Мирового Света. Гады! Подонки! Предатели! Где ваш джаканный халат, где ваша сверхчистая, как слеза?

Тут гады наконец опомнились. Князь поднял меня и потащил в шезлонг, а Рыба на ходу сушила несчастного нырялу полотенцем. Потом они освободили меня от маски, плавника и хвоста, чуть не содрав при этом трусы. Потом растирали в четыре руки — сперва так, а после и спиртом.

Всё это время мы с Князем так и были повязаны одной верёвочкой.

Я встал, отвязался, закутался в халат — благо, размер был примерно такой же, как у Рыбиной рубашки — и жестами потребовал подогрева изнутри. Тратить слова на этих бесчувственных негодяев не хотелось.

— Это чисто наружное! — зажмотничала Рыба. — Не в последний раз ныряем!

Мойстарик её бы одобрил, а Князь возмутился:

— Кишки застудить — верная смерть, массаракш! Сама знаешь! К тому же сказано: «Младая дева сразу после боя да приготовит кубок для героя»! Кубок у древних символизировал…

— Щас разбавлю, — сжалилась младая дева.

Я замахал руками.

— Чистяка дёрнешь? — не поверил Князь, отродье пандейское.

Я кивнул. Пусть знает, кто в доме главный. У самого-то давеча и от простой водки шары на лоб полезли… А хвалился-то!

…Пожалуй, погорячился я насчёт чистяка. Впечатление было примерно такое же, как от прыжка в озеро.

Когда кашель прошёл, а слёзы просохли, я опустился в шезлонг и начал понемногу согреваться и выпадать из действительности. Выпал бы вовсе, но тут Рыба завопила:

— Грибы! Мальчики, грибы пошли!

М-да. О цели предприятия как-то подзабылось.

Медленная, однако, реакция у этих грибов…

Сквозь полуприкрытые веки я наблюдал, как поэт и ведьма орудуют сачками. Добычу они сваливали в люк на плоту — там внизу мы закрепили сетку.

Три дела никогда не надоедят: смотреть на огонь, на бегущую воду и на чужую работу. Кое-как заставил себя встать и одеться в сухое.

Когда урожай был собран со всей поверхности, Рыба распорядилась возвращаться к причалу.

Тут у меня как забурлит в животе!

— Рыба, ты пожрать-то захватила?

— На горе жратвы сидишь — и жрать просишь, — сказала Рыба.

Грибов на самом деле была пропасть. Только я в жизни их никогда не пробовал.

— Вот так, — сказал Князь и взял грибок. — Вот так посоли и вот так откуси…

— И вот так разжуй, и вот так проглоти, — сказал я и протянул руку.

Шершавый шарик переливался разными цветами. Казалось, что изнутри гриба всплывают всё новые и новые краски — засмотреться можно!

А вот вкус деликатеса меня нисколько не впечатлил. Может, это потому, что я спиртом язык обжёг?

— Это потому, что ты безнадёжный провинциальный дурак, — сказал Князь. — В Империи немногие люди имели возможность вот этак запросто обмакнуть в соль и слопать настоящий, свежий озёрный грибок из Горного края. Ко двору их доставляли реактивными курьерскими самолётами. Даже консервированные грибы продавались дюжинами, и заказывать целую дюжину в ресторане считалось верным признаком скоробогатого выскочки… А большинство людей вообще встречали их только в салате.